Сыщик-убийца

де Монтепен Ксавье

— А! — прошептал агент, физиономия которого сияла. — Это свидание по всем правилам. «Предупредите на улице Берлин»… Дело усложняется. Подписи нет. Но не все ли равно? Мы скоро узнаем того, кто написал эти четыре строчки. Скорее в префектуру.

Когда Леблонд пришел в префектуру, начальник полиции только что приехал из Баньоле.

— Есть новости? — спросил он агента, которого едва узнал в его костюме.

— Да.

— Что-нибудь важное?

— Полагаю, да, впрочем, вы сами увидите.

Леблонд

подал ему найденную под дверью записку.

— Где вы нашли это? — вскричал патрон, прочитав.

— У Тефера.

— При каких обстоятельствах?

Агент рассказал.

— Хорошая новость! — сказал начальник. — Очевидно, мы нашли ключ к загадке.

— Что теперь прикажете делать?

— Вернитесь к Теферу, положите записку туда, откуда взяли, и приходите сюда. Я уведомлю префекта, императорского прокурора и дам приказания.

— Слушаюсь.

И мнимый торговец старым платьем поспешно вернулся на улицу Пон-Луи-Филипп.

В то время как все описанное нами происходило в префектуре, напротив воспитательного дома остановился фиакр.

Сойдя с козел, кучер поручил комиссионеру смотреть за лошадью.

Это был Пьер Лорио, вернувшийся из своего маленького путешествия в провинцию.

Сторож остановил его вопросом, что ему надо.

— Мне нужна справка.

Сторож указал ему бюро справок.

Старший чиновник был маленьким старичком, который в течение тридцати лет сидел на одном и том же кожаном стуле. Он принял Пьера с добродушной любезностью.

— Я хотел бы узнать, что стало с ребенком, доставленным сюда, — сказал Пьер.

— Когда?

— О! Это было давно: ночью 24 сентября 1837 года.

— Зачем вам эта справка?

— Просто мне нужно знать…

Чиновник улыбнулся:

— Я хорошо понимаю, что вы имеете желание знать. Но мне нужно знать причину этого желания. Вы родственник или знаете его семью?

— Хорошо. Я вам все объясню. Вот в чем дело: это я принес ребенка и, вследствие случая, имею повод думать, что могу найти его родителей…

— Одним словом, вы желаете знать, жив ли ребенок?

— Прежде это, а затем, где можно его найти, если мы действительно отыщем его семью.

— Хорошо, представьте вашу просьбу на гербовой бумаге, точно указав день и час сдачи ребенка, и, кроме того, прибавьте еще какое-нибудь указание, которое сделало бы невозможной ошибку.

— Но, сударь, все это очень сложно, а вам было бы так легко ответить мне сейчас же — стоит только посмотреть в книгу.

— Эти формальности необходимы, — ответил старик.

— Видите ли, дело в том, что мне нужно скорее знать… Не можете ли вы обойтись без формальностей?

Чиновник улыбнулся.

— О! Это невозможно! Таковы наши правила, но чтобы сделать вам приятное, я дам вам лист гербовой бумаги и под вашу диктовку сам напишу просьбу, которую отнесу к директору, который выразит на нее свое согласие, и тогда я отвечу вам точно так же бумагой. Эта официальная бумага будет иметь для вас большую важность.

— Когда могу я ее получить?

— В шесть часов, после закрытия бюро.

— Черт возьми! В шесть часов я занят! Не можете ли вы прислать ее мне с комиссионером? Я оставлю деньги.

— Конечно!

— Благодарю вас. Идите за бумагой и пишите.

Под диктовку чиновник написал следующее:

« Я, Пьер Лорио, кучер и содержатель фиакров, живущий в Париже на улице Удино, 9, сим утверждаю, что ночью 24 сентября 1837 года, в два часа ночи, я отдал в воспитательный дом ребенка мужского пола, которому казалось около двух лет; к платью ребенка я пришпилил бумажку с номером 13. Он был найден мною за час до того под воротами одного дома на Елисейских полях. Желая знать, что с ним сталось, я имею честь просить администрацию дома ответить на следующие вопросы:

Во-первых, под каким именем был записан ребенок? Во-вторых, жив он или умер? И в-третьих, если жив, то где находится и чем занимается?

Я заявляю, что имею причины предполагать, что могу найти его родителей».

— Это все, что надо, — сказал чиновник, — подпишите, и все будет кончено.

Пьер Лорио подписал свое имя с большим росчерком, поблагодарил и ушел.

— Сегодня вечером, — прошептал он, — я узнаю, что сталось с ребенком.

В тот же самый вечер, в девять часов, Анри де Латур-Водье, в сопровождении доктора и Рене, должен был отправиться к Жану Жеди.

Старый вор сильно изменился. Но он жил, несмотря на ужасную рану, которая должна была быть смертельной.

Этьен употребил все свои знания, чтобы облегчить состояние больного и дать ему возможность отвечать на вопросы адвоката и подписать заявление.

Сиделка, приведенная доктором, исполняла свои обязанности с аккуратностью и безупречным усердием. Она сама делала перевязки, и ее ловкость указывала на большой навык.

Жан Жеди сидел в кресле перед камином, в котором горел яркий огонь. Мадам Урсула — так звали сиделку — готовила бульон.

— Итак, — спросил раненый слабым голосом, — вы думаете, что я выздоровлю?

— Я убеждена в этом, господин Жан.

— Может быть, вы говорите так, чтобы успокоить меня?

— Нет, даю вам честное слово; доктор отвечает за вас.

— Да?

— У вас хорошее здоровье.

— И удар ножом был тоже недурен.

— Но он, без сомнения, не затронул никаких важных органов, и через несколько дней вы будете ходить.