Сыщик-убийца
Шрифт:
Задыхаясь, уничтоженная ужасным воспоминанием, которое вызвал Жан Жеди, Берта была не в состоянии отвечать.
— Мадемуазель Леруа, — сказал Этьен, — не может забыть горечи позора, в который вы ввергли ее семью, но она может простить человека, который, подкупленный негодяями, был причиной всего этого зла, если тот человек поможет ей восстановить честное имя невиновного.
— Я поклялся обвинить себя и обвиню, — ответил Жан Жеди. — Я готов сознаться во всем и подписать
— И оно восторжествует!… — вскричал Анри, выходя вперед.
— А! Господин де Латур-Водье! — прошептал Жан Жеди, которого Этьен заставил встать с колен. — Я очень доволен, что это дело берете на себя вы. Оно в хороших руках. Вы пришли допрашивать меня, не правда ли?… Я все скажу и то же самое покажу и в день суда, если Бог дозволит мне прожить до тех пор… Прежде чем оставить этот мир, я, по крайней мере, отомщу за невиновного и заслужу прощение. Не правда ли, мадемуазель?
— От имени тех, которых нет больше на свете, и от моего имени я прощаю вас.
Сильная радость выразилась на лице раненого. Затем он вдруг побледнел и, казалось, был готов упасть в обморок.
В то же время он прижал руку к груди, в которой почувствовал страшную боль.
— Довольно волноваться, — сказал Этьен, — успокойтесь, будьте мужчиной, или я ни за что не отвечаю.
Он дал Жану ложку лекарства, и это немного оживило его.
— Я страшно страдаю, доктор… — прошептал он. — Мне кажется, что в ране у меня каленое железо, но я буду мужественным, я буду силен… Пусть меня спрашивают — я могу отвечать… Я не хочу умереть, не сказав ничего.
Анри де Латур-Водье начал допрос, и свидетели этой сцены невольно вздрагивали при рассказе об ужасной драме.
Один Анри спокойно записывал ответы.
— Итак, — спросил он, — вы не знали имен злодеев, которые наняли вас?
— Да.
— И только случайно встретили их в Париже через двадцать лет?
— Да, случайно.
— И вы убеждены, что это мистрисс Дик-Торн и Фредерик Берар?
— Вполне убежден.
— На чем основывается эта уверенность?
Жан Жеди рассказал, что произошло с той минуты, когда, проникнув ночью в первый раз в дом на улице Берлин, он узнал мистрисс Дик-Торн, и до вечера 20 октября, окончившегося воровством бумажника со ста тысячами франков.
— Мне нужно объяснить один пункт по поводу этого воровства, — перебил Анри. — Рене Мулен, остававшийся в доме после вас, убежден, что мистрисс Дик-Торн меньше беспокоилась о потере денег, чем важных бумаг, заключавшихся в бумажнике.
— Мне уже говорили это, — сказал Жан.
— И вы не нашли там ничего, кроме денег?
—
— Может быть, было какое-нибудь секретное отделение?
— Не знаю; знаю только то, что в этих отделениях не могло заключаться много, так как стенки показались мне довольно тонкими.
— Опишите его.
— Он был черной кожи с серебряными застежками.
Внимание адвоката, казалось, еще больше усилилось.
— Не помните ли вы еще чего-нибудь особенного?
Жан Жеди покачал головой:
— Нет.
— Припомните хорошенько. Не было ли чего-нибудь на верхней стороне бумажника?
— Ах, да! Припоминаю: была вырезана буква, почти стершаяся.
— Какая?
— Кажется, К.
Анри вздрогнул.
— И вы потеряли эту важную вещь? — продолжал он.
— Негодяй, который ранил меня, Фредерик Берар, человек с моста Нельи, украл его из кармана моего сюртука.
— Здесь?
— Да, бумажник еще был при мне в «Черной бомбе», и в нем было даже больше двух тысяч франков.
— Странно, — сказал Анри.
— Что такое? — спросил Этьен.
— Ты это сейчас поймешь, — ответил адвокат.
Затем, обращаясь к Жану Жеди, прибавил:
— В котором часу ранил вас Фредерик Берар?
— Около часа ночи.
— А я, в половине первого, на углу улиц Амстердам и Берлин нашел под воротами бумажник, совершенно похожий по описанию на ваш; он из черной кожи, с серебряными застежками и с буквой К…
— Похож как две капли воды!… — вскричал Жан.
— Он был пуст: в отделениях не было ничего: ни денег, ни бумаг. Одна из половинок показалась мне немного толще другой, но в то время я не обратил никакого внимания на это ничтожное обстоятельство.
— Что, если это бумажник Жана Жеди? — решился заметить Рене.
— Судя по описанию, возможно; но каким образом он очутился там, так как Жан не мог проезжать по этой улице из «Черной бомбы» в Бельвиль?
Старый вор задумался.
— А, забавно, — прошептал он, — и даже невозможно… если только…
Он снова замолчал, потом вдруг вскрикнул: он вспомнил про Миньоле.
— Я знаю, в чем дело, — сказал он. — Бумажник украли у меня не здесь, а в «Черной бомбе». Миньоле вытащил его, затем выбросил, вынув деньги.
— Бумажник у меня, — продолжал Анри, — и мы увидим, есть ли в нем тайное отделение. Теперь вернемся к нашему делу. Вы убеждены, что человек, который ждал вас здесь, чтобы убить, был тот же самый, который был у мистрисс Дик-Торн и живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель?