Сыщик-убийца
Шрифт:
Тефер пошел вслед за старухой, которая, несмотря на свои годы и полноту, легко взбиралась по лестнице.
Введя неожиданного посетителя в гостиную, мадам Амадис пригласила его сесть и объяснить, что привело его к ней.
— Я пришел по очень серьезному делу, как я уже имел честь сообщить вам. Вы неумышленно совершили проступок, который может иметь для вас очень неприятные последствия и, между прочим, вызов в суд исправительной полиции.
Мадам Амадис вздрогнула:
— Вызов в суд! Меня? Боже мой! Этого быть не может!
— Нет, это очень возможно.
— Но что же я такое сделала? В чем меня обвиняют? Женщину моих лет и с таким состоянием! У меня, милостивый государь, восемьдесят тысяч франков ренты, экипажи, дача! Таких не сажают на позорную скамью без всякого повода. Какое же мое преступление?
— Ваш проступок, слово «преступление» тут неуместно, предусмотрен законом. Вопреки полицейским правилам и многим статьям свода законов, которые было бы слишком долго перечислять, вы держите в вашей квартире сумасшедшую, поведение которой угрожает общественной безопасности.
Мадам Амадис подняла глаза и руки к потолку.
— Вы говорите об Эстер? — прошептала она.
— Да.
— Но, в таком случае, вас обманули, милостивый государь!
— Вы отрицаете, что эта особа сумасшедшая?
— Нет, должна сознаться, что она сошла с ума.
— Так как же?…
— Но ее помешательство самое тихое… Бедная Эстер настоящий ягненок. Она не была и никогда не будет опасной.
— Милостивая государыня, я представляю здесь императорского прокурора, я послан от его имени, а вы пытаетесь ввести меня в заблуждение.
— Я и не думала этого, — прошептала старуха, испуг которой рос с каждой минутой.
— Вы пытаетесь скрыть истину? Эта сумасшедшая, которую вы считаете тихой и спокойной, два дня назад едва не подожгла дом.
— Как, вы знаете?
— Да, нам все известно… Об этом есть донесения наших агентов, и, кроме того, в суд были поданы многочисленные жалобы.
— Жалобы!… Боже милосердный!
— Неужели вы думаете, что перспектива пожара могла показаться приятной жильцам этого дома? Вы явно восстаете против закона, милостивая государыня!
— Я не знала… клянусь вам!
— Никто не может отговариваться незнанием закона!
Мадам Амадис вздрогнула.
— В семьдесят лет с восемьюдесятью тысячами ренты, — возразила она чуть слышным голосом, — можно рассчитывать на снисхождение…
— Закон неумолим! И судьи отнесутся к вам строго, потому что присутствие у вас сумасшедшей кажется неестественным и должно скрывать что-нибудь подозрительное.
— Что-нибудь подозрительное?
— В высшей степени! На каком основании приютили вы у себя Эстер Дерие, тайный брак которой уже известен некоторым людям? Почему вы почувствовали вдруг участие к этой особе, которая с помощью интриги вошла в знатное семейство? Можно заподозрить, что вы были ее сообщницей!
Очевидно, что для всякого здравомыслящего человека последние слова полицейского не имели никакого смысла и решительно ничего не значили.
Но страх вскружил голову мадам Амадис, когда она увидела, что ее собеседнику известна тайна, скрываемая ею уже двадцать лет. Слова Тефера поразили ее, как громом.
Полицейский достиг своей цели: старуха была совершенно в его руках и готова без всякого сопротивления исполнить все, чего бы он не потребовал.
Бледная и дрожащая, она встала и протянула к Теферу руки с умоляющим видом.
— О! Пощадите меня! Заклинаю вас! Ради Бога, не говорите мне об этом ужасном прошлом… Я не думала, что дурно делаю… Я знаю, конечно, что после смерти герцога Сигизмунда я должна была бы отправить Эстер в сумасшедший дом. Но я ее любила, мне было жаль ее… Неужели это преступление? Простите мое неблагоразумие и дайте старухе умереть спокойно!
Тефер принял благосклонный вид.
— Это зависит от вас.
— Что же надо сделать?
— Вы совершили тяжкий проступок, держа у себя сумасшедшую, вместо того чтобы стараться вылечить ее.
— Но я ничего не жалела для этого! Я приглашала много раз лучших докторов Парижа, знаменитостей, которым надо было платить за визиты страшные деньги.
— Какого же результата они достигли?
— Никакого.
— Они должны были поместить ее в больницу; правильное лечение и уход, может быть, вернули бы ей рассудок.
— Герцог не хотел этого, и доктора не настаивали.
— Теперь семейство покойного герцога, конечно, этого потребует.
— Семейство?… Разве им известно, что Эстер жива?
— Нет еще, но они узнают.
— От кого же?
— От меня, то есть от суда.
— Но тогда, значит, они будут обвинять меня в том, что я не исполнила своего долга… У меня не будет ни минуты покоя!
— Я уже сказал, что от вас зависит быть спокойной. Разве вы забыли?
— Нет, вы мне говорили, правда, но вы не сказали, что я должна делать.
— Ваше положение меня трогает, я вижу, что вы совершили этот проступок по неведению, и хочу помочь…
— Ах, как вы добры! Будьте уверены, что моя благодарность…
— Ваша благодарность… — прервал Тефер. — Мы об этом поговорим после. Но теперь слушайте меня внимательно. Я напишу в моем донесении, что Эстер Дерие — слышите, просто Эстер Дерие! — по вашему заявлению нарушает общественную безопасность и вы просите, чтобы ее поместили в больницу.
Слезы выступили на глазах старухи.
— В сумасшедший дом мою бедную Эстер! Я должна об этом просить!
— Это необходимо, и я спасу вас при одном условии… Если разгласится тайна брака Эстер Дерие, это причинит большие неприятности семейству герцога. Может быть, начнется процесс или, скорее, целый ряд процессов, в которых и вы будете запутаны, что, конечно, совершенно лишит вас всякого покоя.