Сюрприз для отца-одиночки
Шрифт:
— Это потому, что ты большой и тяжелый, и весь мускулистый, — улыбается Наоми, сжимая мой бицепс.
Я улыбаюсь ей в ответ.
— У меня определенно не тело фигуриста.
— Конькобежцы очень сильные, — возражает Эмили. — Нет причин, почему ты не можешь быть быстрым, папа.
— Я не хочу быть быстрым, я никуда не спешу, — говорю я. — Я просто хочу медленно скользить по льду и расслабленно провести день.
— Скучно, — говорит Эмили, вздыхая.
Она указывает на группу детей, которые выглядят примерно ее возраста. Они все катаются
— Смотри, а они катаются без родителей.
— Значит у них будут неприятности, — говорю я. — Если ты видишь, что кто-то другой нарушает правила, это еще не значит, что ты тоже должна это делать.
Она издает раздраженный вопль.
— У меня такое чувство, что эту фразу ты тоже часто повторяешь, — говорит Наоми.
— По крайней мере, я не использовал фразу «если все побегут прыгать с моста», она ненавидит ее еще больше.
Мы делаем еще несколько кругов, и Наоми шепчет мне:
— Мои ноги убивают меня, давай сделаем перерыв.
Мне удается стащить Эмили со льда, сказав ей, что мы собираемся перекусить. Мы снова надеваем ботинки и идем к киоску.
— У них есть мягкие крендельки, — предлагаю я.
У Эмили загорается взгляд.
— И горячий яблочный глинтвейн, — говорю я Наоми. — Пряный.
— Отлично, — улыбается она.
Мы заказываем еду, а так как свободных столов нет, мы едим стоя. У каждого из нас в руках по крендельку и кружка сидра.
— Нет ничего вкуснее глинтвейна на снегу, — счастливо вздыхает Наоми.
— А как насчет печенья, которое ты испекла? — говорит Эмили.
— Ты что, подлизываешься? — спрашиваю я.
— Что это значит? — спрашивает она.
— Ей нравится твоя выпечка почти так же сильно, как и моя стряпня, — говорю я, ухмыляясь
Наоми закатывает глаза, потом улыбается Эмили.
— Спасибо, милая, когда-нибудь я обязательно испеку для тебя еще печенья.
— Завтра? — спрашивает она.
Наоми бросает на меня быстрый взгляд.
В какой-то момент Наоми придется переночевать у нас, пока Эмили дома, но я не уверен, что мы уже к этому готовы. Конечно, я не против, но не хочу, чтобы Эмили думала, что Наоми всегда будет рядом, пока я не буду уверен в этом в самом деле.
— Может быть, — улыбаюсь я.
— Мне завтра на работу, — говорит Наоми. — Но, может быть, до этого я смогу заскочить и позавтракать с вами.
— Ты можешь просто переночевать у меня, — говорит Эмили. — У меня есть спальный мешок, или ты можешь воспользоваться моей кроватью.
— Это очень мило, — говорит Наоми, улыбаясь, — но мы обсудим это позже.
Пока мы едим, мимо нас проходит группа детей. Среди них есть пять или шесть ровесников Эмили, а также две девочки, которым на вид лет тринадцать-четырнадцать
Один из мальчиков, ровесник Эмили, машет ей рукой.
Ее лицо краснеет, она быстро машет рукой и отворачивается.
— Эмили, — окликает ее мальчик.
Она смотрит вниз.
— Эмили.
Наоми тянет ее за руку.
—
— Я уже помахала, — бормочет она.
— А кто он такой? — спрашиваю я.
— Эштон, — говорит она. — Он учится в моем классе.
Я могу сказать, что ей нравится Эштон. Эмили никогда не говорит мне о мальчиках, которые ей нравятся, но второклассники не могут скрывать свои эмоции по этому поводу. По крайней мере, не так, чтобы взрослые этого не заметили.
Я вижу, как Эштон идет к нам.
— Ты не можешь его избегать, — говорю я. — Он сейчас идет сюда.
Она поворачивается.
— Привет, — говорит он. — Мы тоже катаемся на коньках.
— О, — говорит Эмили. — И я.
— Круто, — говорит он.
Я громко откашливаюсь.
Он смотрит на меня, словно я только что ожившее дерево.
— Вы папа Эмили?
— Да, — говорю я, стараясь не быть слишком грубым.
На Эштоне надета шапочка, и она немного съехала набекрень. Его челка торчит таким образом, что кажется будто он нарочно это сделал. Мне не нравятся мальчишки, которые настолько стараются выглядеть крутыми. Это изначально рождает недоверие к ним.
— Ты... — говорит он, отводя от меня взгляд. Я снова стал деревом для него. Он даже не пытается быть со мной вежливым. — Хочешь покататься с нами на коньках?
Эмили улыбается и тут же говорит:
— Конечно.
Я хватаю ее за плечо.
— Ты ничего не забыла?
Она морщится, глядя на меня. Я явно ставлю ее в неловкое положение.
— Можно мне покататься на коньках с Эштоном и его друзьями?
Я смотрю на Эштона сверху вниз, на этого малявку.
— А где твои родители? Кто за тобой присматривает?
Он как ни в чем не бывало указывает на двух старших девочек.
— Твои родители — две девочки, которым на вид лет по четырнадцать? А что, ходили в детский сад, когда родили тебя?
— Эмм, — блеет Эштон.
Наоми толкает меня локтем и подавляет смех.
— Это старшие сестры Джейка и Чада.
— А, — говорю я. — Ясно! Джейк и Чад — два мальчика, которых я не знаю.
Эштон отворачивается от меня. Он хочет изо всех сил притвориться, что меня просто не существует. Это хороший метод для мальчика, чтобы избежать отца девочки. В его возрасте я сам бы не стал пользоваться этой стратегией, но вижу, что это работает с некоторыми отцами. Но со мной этот номер не пройдет.
— Круто, — говорит Эштон. — Пойдем.
Я сильнее сжимаю плечо Эмили.
— Нет. Ты никуда не пойдешь.
— Но... но, папа.
Я качаю головой и смотрю на Эштона.
— Попробуй в следующий раз сказать «пожалуйста» или «Спасибо».
— Пожалуйста, — повторяет он словно робот.
— Нет.
— Придурок, — говорит он, пожимая плечами и поворачиваясь к нам спиной.
Эмили начинает плакать.
Наоми смотрит на меня так, словно я только что убил ее собаку. У нас нет щенка, но если бы он у нас был, он был бы определенно умнее Эштона.