Т. 11 Угроза с Земли
Шрифт:
— Следуйте за мной! — приказал их новый хозяин.
В следующем помещении их встретили четыре человека в резиновых перчатках, вооруженные электрическими ножницами. Началась стрижка. Уингейт снова хотел запротестовать, но решил, что игра не стоит свеч. Он лишь подумал: «Неужели и женщины вынуждены подвергаться таким жестким карантинным мерам? Как это, должно быть, обидно — пожертвовать красивой копной волос, которую растили лет двадцать».
Затем их повели под душ. Завеса из теплой водяной пыли совершенно закрывала проход через комнату. Уингейт с удовольствием устремился к воде: с тех пор как он покинул Землю, ему впервые удалось сносно помыться. Было вдоволь жидкого зеленого мыла, и оно хорошо пенилось. Полдюжины служителей, одетых столь же скудно, как и их проводник, стояли у дальнего конца водяной стены и следили за тем, чтобы люди оставались под душем положенное время и хорошо помылись. В некоторых случаях они делали весьма интимные замечания. У каждого служителя к поясу был прикреплен красный крест на белом поле, подтверждающий его официальное положение.
В коридоре Уингейт и остальные попали в поток горячего воздуха и быстро обсохли.
— Остановитесь! — Уингейт подчинился, и обратившийся к нему санитар со скучающим видом приложил в верхней части его руки тампон, от которого он почувствовал холод, затем поцарапал это место. — Это все, следуйте дальше! — Уингейт присоединился к очереди у одного из столов. То же самое было проделано с другой его рукой. К тому времени, когда он подошел к дальнему концу помещения, его руки были покрыты маленькими красными царапинами, более двадцати на каждой.
— Что все это значит? — спросил он последнего санитара, который сосчитал царапины и отметил его имя на листе.
— Анализы… чтобы установить вашу сопротивляемость и иммунитет.
— Сопротивляемость чему?
— Всему. Как земным болезням, так и здешним. Здешние — это по большей части грибковые заболевания. Проходите, вы задерживаете очередь!
Позднее Уингейт узнал об этом подробнее. Для того чтобы житель Земли приспособился к условиям жизни на Венере, требовалось от двух до трех недель. Без иммунитета к болезням этой планеты было бы просто смертельно подвергать кожу, и особенно слизистые оболочки, действию прожорливых невидимых паразитов, которыми кишит поверхность Венеры.
Беспрестанная борьба за существование, которая повсюду является главным условием развития, на Венере особенно интенсивна. Это — следствие усиленного обмена веществ во влажных испарениях ее джунглей. Болезни, вызываемые на Земле патогенными микробами, были почти ликвидированы обычным бактериофагом. Здесь, на Венере, где болезни были почти те же, с некоторыми отличиями, тот же бактериофаг оказался способным на видоизменение, сделавшее его и здесь столь же сильно действующим средством. Но кроме микробов оставались еще и голодные грибковые паразиты.
Представьте себе худшие из грибковых заболеваний кожи, которые вы когда-либо встречали, — стригущий лишай, чесотку, паршу, бластимикоз, споротрихоз. Добавьте к этому ваше представление о плесени, о влажной гнили, о поганках, произрастающих на тухлятине. Затем представьте всех этих паразитов в их ускоренном движении: нарисуйте себе картину, как они кишат прямо у вас на глазах и атакуют вас — подмышки, глазные яблоки, мягкие влажные ткани вашего рта, как они устремляются в ваши легкие…
Первая экспедиция на Венеру целиком погибла. Со второй приехал врач, у которого хватило предусмотрительности запастись довольно большим, как ему казалось, запасом салициловой кислоты и ртутного салицилата, а также маленьким ультрафиолетовым излучателем. Трое из участников этой экспедиции вернулись.
Широкая колонизация требует приспособления к окружающей среде, умения защищаться от нее. Луна-Сити, на первый взгляд, может служить отрицанием этой аксиомы, но так только кажется. «Лунатики» всецело зависят от воздушного котла, вмещающего лишь пространство их герметически закупоренного города. Однако Луна-Сити не является самоснабжающейся колонией. Это всего-навсего аванпост, обсерватория, место для разработки недр, станция для снабжения горючим.
Венера — колония. Колонисты дышат воздухом Венеры, едят ее продукты, подвергают свою кожу действию ее климата и себя — всем опасностям, таящимся в ее природе. При этом обитатели Земли могут жить только в холодных полярных районах Венеры, где климат напоминает джунгли Амазонки в жаркий день во время сезона дождей. Здесь они босиком шлепают по болотам, не избегая главных опасностей новой среды. К этому их и готовят.
Уингейт съел свой обед — пищу вполне удовлетворительную, но плохо сервированную и безвкусную, если не считать венерианской дыни. За съеденную им порцию в чикагском ресторане для гурманов содрали бы сумму, на которую целое семейство среднего достатка могло питаться неделю. Устроившись на ночь в отведенном ему месте, он попытался разыскать Сэма Хьюстона Джонса, но не мог найти никаких следов, и никто из завербованных не мог припомнить, чтобы его видели. Один из служащих карантина посоветовал Уингейту разузнать о своем друге у агента Компании. Уингейт так и сделал — в своей обаятельной манере, к которой он всегда прибегал, имея дело с мелкими служащими.
— Приходите завтра утром. Будут вывешены списки.
— Благодарю вас, сэр. Извините, что потревожил вас, но я не могу найти моего друга и беспокоюсь, не заболел ли он или не случилось с ним чего-нибудь. Не могли бы вы мне сказать, нет ли его в списке больных.
— Что же… подождите минутку, — служащий стал водить пальцем по своим записям. — Хм… вы говорите, он был на «Вечерней Звезде»?
— Да, сэр.
— Нет, он не… Мм, нет… О да, вот он! Он здесь не сходил.
— Что вы сказали?
— Его отправили на «Вечерней Звезде» дальше, в Новый Окленд на Южном полюсе. Он был нанят как помощник машиниста. Если бы вы мне это сказали, я бы сразу сообразил. Все рабочие-металлисты из этой партии посланы на новую Южную электростанцию.
Через минуту Уингейт достаточно овладел собой, чтобы произнести:
— Очень благодарен за вашу любезность.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Служащий отвернулся.
— Колония Южного полюса! — пробормотал Уингейт. — Колония Южного полюса…
Его единственный друг — на расстоянии двенадцати тысяч миль. Теперь Уингейт почувствовал себя совершенно одиноким — одиноким, обманутым, покинутым. За время, прошедшее между его пробуждением на борту корабля и встречей с Джонсом, у него не было возможности ясно оценить свое тяжелое положение. Он еще сохранял высокомерие светского человека, инстинктивное убеждение в том, что все это несерьезно: такие вещи просто не случаются с людьми, во всяком случае с людьми его круга.
Но с тех пор его человеческое достоинство было столько раз оскорблено и унижено (особенно постарался полицейский офицер), что он уже не был так уверен в том, что застрахован от несправедливости или произвола. Постриженный и вымытый помимо своей воли, лишенный своей одежды и облаченный в какую-то набедренную повязку, увезенный за миллионы миль от привычной социальной среды, вынужденный подчиняться приказам людей, равнодушных к его чувствам и заявляющих свои права на его личность и поступки, и вот теперь, отрезанный от общения с единственным человеком, на поддержку которого он мог рассчитывать, — Уингейт понял наконец с отчетливостью, от которой похолодел, что с ним, с ним, Хамфри Бентоном Уингейтом, преуспевающим адвокатом и членом всех юридических клубов, теперь может случиться все, что угодно.