Т. 11 Угроза с Земли
Шрифт:
Уингейт осушил свой бокал и поставил его на стол.
— Значит, по-твоему, я тупоголовый придурок? Ну что ж, я скажу тебе, Сэм Хьюстон Джонс, кто ты такой: недоделанный салонный — даже не «красный» — «розовый»! Тебе никогда в жизни не приходилось зарабатывать на хлеб, и ты находишь просто ужасным, что другому приходится это делать. Нет, погоди минутку, — продолжал он, увидев, что Джонс порывается что-то сказать, — послушай меня. Работники Компании на Венере гораздо лучше устроены, чем большинство людей их класса здесь, на Земле. Им обеспечена работа, питание, жилье. Если они заболевают, им оказывается медицинская помощь. Но беда в том, что эти люди не хотят работать…
— А кто хочет работать?
— Не смешно. Если бы они не были связаны довольно жестким контрактом, ничто не помешало бы им бросить хорошую работу, как только она им надоест, и потребовать от Компании бесплатного проезда обратно на Землю. Так вот, хоть это и не приходит тебе в голову, в твою благородную, склонную к благотворительности милосердную голову, но Компания имеет обязательства по отношению к своим акционерам — к тебе, в частности! — и не может позволить себе гонять туда и обратно межпланетный транспорт для людей, считающих, что мир обязан их содержать.
— Ты убил меня своим сарказмом, дружище, — проговорил Джонс, сделав гримасу. — Я стыжусь того, что я акционер.
— Тогда почему же ты не продашь свои акции?
На лице Джонса отразилось негодование.
— Какое же это разрешение вопроса? Ты думаешь, что, спустив свои акции, я могу снять с себя ответственность за то, что мне известно о Венере?
— Да ну их к черту! — воскликнул Уингейт. — Пей!
— Ладно, — согласился Джонс. Это был его первый вечер после возвращения из учебного полета в качестве офицера запаса; теперь надо было наверстывать упущенное. «Скверно, — подумал Уингейт, — что этот полет привел его именно на Венеру…».
— Вставайте! Вставайте! Поднимайтесь! Па-адъем, бездельники! Выкатывайтесь отсюда! Пошевеливайтесь!
Уингейту показалось, что этот хриплый голос пропиливает насквозь его больную голову. Едва он открыл глаза, как его ослепил резкий свет, и он тут же зажмурился. Но голос не собирался оставлять его в покое:
— Десять минут до завтрака, — дребезжал он. — Идите, получайте свой завтрак, не то мы его выкинем!
Уингейт опять открыл глаза и, напрягая всю силу воли, заставил себя поглядеть вокруг. На уровне его глаз двигались ноги, большей частью в джинсах, но иногда и голые — то была отталкивающая, обросшая волосами нагота. Неразбериха мужских голосов, в которой он мог уловить отдельные слова, но не фразы, сопровождалась неотвязным аккомпанементом металлических звуков, приглушенных, но проникающих повсюду: шррг, шррг, бомм!
Шррг, шррг, бомм! Каждое такое «бомм» ударяло по его трещавшей от боли голове. Но еще сильнее бил по его нервам другой шум — монотонное жужжание и шипение; он не мог определить, откуда идет этот шум.
Воздух был насыщен запахом человеческих тел, скученных на слишком тесном пространстве. Запах не был настолько отчетлив, чтобы назвать его зловонием, и в воздухе было достаточно кислорода. В помещении ощущался теплый, слегка отдающий мускусом запах тел, все еще согретых постелью, — не грязных, но и не свежевымытых. Это было угнетающе и неаппетитно, а в его нынешнем состоянии почти тошнотворно.
Уингейт мало-помалу начал осматриваться: он находился в каком-то помещении вроде казармы. Там было полно народу — мужчин, которые вставали, шлепали ногами по полу, одевались. Уингейт лежал на нижней, первой из четырех узких коек, громоздившихся у стены. Сквозь просветы между ног, двигавшихся мимо его лица, он мог видеть такие же этажи коек вдоль стен, от пола до потолка. Кто-то присел на край койки и, натягивая носки, прижался широкой задницей к его ногам. Уингейт подтянул ноги. Незнакомец повернул к нему лицо.
— Присел на тебя малость, приятель? Извини. — Затем добродушно добавил: — Лучше выматывайся отсюда. Старшина будет орать, чтобы все койки были подняты.
Он широко зевнул и встал, уже позабыв об Уингейте и его делах.
— Погодите минутку! — быстро окликнул его Уингейт.
— А?
— Где я? В тюрьме?
Незнакомец с беззлобным интересом пристально посмотрел в налитые кровью глаза Уингейта, на его отекшее, неумытое лицо.
— Эх, парень-парень, ты, видно, здорово набрался на свои подъемные!
— Подъемные? О чем вы, черт возьми, толкуете?
— Господи, да ты что, честно не знаешь, где находишься?
— Нет.
— Да ведь… — У него, казалось, не было большой охоты говорить о вещах само собой разумеющихся, однако по лицу Уингейта видно было, что тот действительно ничего не знает. — Что ж, ты на «Вечерней Звезде» летишь на Венеру.
Несколько минут спустя незнакомец тронул его за рукав.
— Не огорчайся так, приятель. Не о чем переживать.
Уингейт отнял руки от лица и прижал их к вискам.
— Не может быть, — сказал он, обращаясь больше к себе, чем к кому-либо другому, — не может быть…
— Кончай! Пошли завтракать.
— Я не хочу есть.
— Да пошли ты все это подальше. Я понимаю, каково тебе сейчас… Со мной тоже такое бывало. Все же поесть надо.
Подошедший старшина корабельной полиции разрешил спор, ткнув Уингейта дубинкой в бок.
— Что здесь, по-твоему, лазарет или салон первого класса? Подними-ка койку на крюки!
— Потише, начальник, — примирительно сказал новый знакомый Уингейта, — нашему приятелю сегодня не по себе.
Он одной рукой стащил Уингейта с койки и поставил на ноги, а другой — поднял койку вверх, плотно прижав ее к стене; крюки щелкнули, и койка закрепилась вдоль стены.
— Ему будет еще больше не по себе, если он вздумает нарушать заведенный порядок, — предупредил унтер-офицер и прошел дальше.
Уингейт неподвижно стоял босиком на плитах холодного пола; его охватило ощущение беспомощности и нерешительности, которое усиливалось оттого, что он был в одном нижнем белье. Его покровитель внимательно разглядывал эту жалкую фигуру.