Т. 11 Угроза с Земли
Шрифт:
Тут только он заметил, что Джонс оставался серьезным. Более того, он был одет в такой же синий комбинезон, какой был на завербованных рабочих.
— Хамф, — сказал он, — ты все еще пьян?
— Я? Нет. В чем де…
— Неужели ты не понимаешь, что мы попали в переделку?
— Ах, черт, Сэм, шутка шуткой, но теперь уж хватит! Я понимаю, говорю тебе. Я не сержусь, это было здорово разыграно!
— Разыграно? — проговорил Джонс с горечью. — Или ты тоже меня разыгрывал, когда уговаривал завербоваться?
— Я уговаривал тебя завербоваться?
—
Уингейт тихо свистнул.
— Будь я… Сэм! Я ни черта не помню. Я, должно быть, изрядно выпил, прежде чем потерял сознание.
— Да, очевидно, так. Жаль, что ты не потерял сознание раньше. Но я не виню тебя. Не насильно же ты меня тащил. Во всяком случае, я сейчас пойду, чтобы попытаться поправить дело.
— Погоди-ка, послушай раньше, что случилось со мной. Ах да, Сэм, это Большеротый Хартли. Хороший парень!
Хартли стоял рядом в нерешительном ожидании; он шагнул вперед и поздоровался. Уингейт рассказал Джонсу обо всем и добавил:
— Так что, как видишь, тебе вряд ли окажут радушный прием. Я, вероятно, уже все испортил. Но нам обязательно удастся расторгнуть контракт, как только мы сможем добиться разбора дела, если сошлемся на время заключения договора. Мы завербовались менее чем за двенадцать часов до отбытия корабля. Это противоречит Космическому предохранительному акту.
— Да, да, я понимаю. Луна находится в своей последней четверти. Они, наверное, стартуют вскоре после полуночи, чтобы воспользоваться благоприятным положением Земли. Интересно, который был час, когда мы завербовались?
Уингейт достал копию своего контракта. Нотариальная печать указывала время одиннадцать часов тридцать две минуты.
— Слава богу! — крикнул он. — Я знал, что тут где-нибудь окажется ошибка. Контракт недействителен — сразу видно. Это докажет бортовой журнал.
Джонс внимательно изучал бумагу.
— Взгляни еще раз, — сказал он. — Печать показывает одиннадцать, только утра, а не вечера.
— Но это невозможно, — запротестовал Уингейт.
— Да, конечно. Однако это — официальная отметка. Очевидно, их версия будет такова, что мы завербовались утром, нам выдали подъемные и мы устроили великолепный кутеж, после чего нас потащили на борт. Я как будто припоминаю, что у нас были хлопоты с вербовщиком, который не хотел нас нанимать. Возможно, мы уговорили его, отдав ему свои подъемные.
— Но ведь мы нанимались не утром. Это неправда, и я могу это доказать!
— Разумеется, ты можешь это доказать, но как ты можешь это доказать прежде, чем вернешься на Землю?
— Вот таково положение, — заключил Джонс после нескольких минут довольно бесплодной дискуссии. — Нет никакого смысла пытаться расторгнуть наши контракты, во всяком случае здесь: нас просто высмеют. Единственное, что
— Сколько?
— Тысяч двадцать по меньшей мере…
— Но это несправедливо!
— Перестань, пожалуйста, толковать о справедливости. Неужели ты не можешь понять, что они взяли нас за то место, где волосы короткие и курчавые? Тут не будет никакого судебного решения. Куш должен быть достаточно велик, чтобы побудить второстепенного служащего Компании пойти на риск и сделать то, что не предусмотрено регламентом.
— Но я не могу найти такую сумму.
— Об этом не беспокойся. Я беру все на себя.
Уингейт хотел было возразить, но передумал. Бывают моменты, когда очень удобно иметь богатого друга.
— Я должен дать радиограмму сестре, — продолжал Джонс, — чтобы она все устроила.
— Почему сестре, а не вашей фирме?
— Потому что надо действовать быстро. Юристы, ведущие дела нашей семьи, будут добиваться подтверждения. Они пошлют радиограмму капитану с запросом, действительно ли у него на борту находится Сэм Хьюстон Джонс, а капитан ответит «нет», так как я завербовался под именем Сэм Джонс. У меня была глупая мысль: как бы не попасть в «Радионовости» и не повредить интересам семьи.
— Ты не можешь осуждать ваших юристов, — возразил Уингейт из чувства профессиональной солидарности, — они распоряжаются чужими деньгами.
— Я не осуждаю их, но я хочу, чтобы были приняты срочные меры, а сестра сделает все. Она по тексту радиограммы поймет, что это я. Единственная трудность — добиться у администратора разрешения ее послать.
Джонс ушел, чтобы выполнить свое намерение. Хартли ждал вместе с Уингейтом — для компании, а также из понятного интереса к таким необычайным событиям. Когда Джонс наконец возвратился, его лицо выражало нескрываемую досаду. При взгляде на него Уингейтом внезапно овладело мрачное предчувствие.
— Тебе не удалось послать радиограмму? Он не разрешил?
— Нет, все-таки разрешил, — ответил Джонс, — но этот администратор… ну и крепкий же орешек!
Даже без воя сирены Уингейт почувствовал бы, что они снижаются над Луна-Сити. Сила тяжести на поверхности Луны составляет всего одну шестую по сравнению с земной, и это уменьшение немедленно сказалось на его расстроенном желудке. Хорошо еще, что он мало ел. Хартли и Джонс привыкли к космическому пространству и легко переносили такие изменения скорости. Странно, как мало сочувствия испытывают те, кто не подвержен космической болезни, к тем, кто от нее страдает. Трудно сказать, почему зрелище человека, мучимого рвотой, задыхающегося, со слезящимися глазами, извивающегося от боли в желудке, кажется чуть ли не забавным, но это так. Болезнь эта делит все человечество на две прямо противоположные непримиримые группы — высокомерно презрительных, с одной стороны, и беспомощно жаждущих кровавой мести — с другой.