Табу на любовь
Шрифт:
Украдкой взглянув на мужчину за соседним столиком, тут же отвернулась.
— Старый знакомый? — догадался Валера.
— Из прошлой жизни, — кивнула я.
Суми вернулся. К его ошейнику был привязан за ленточку темный бархатный мешочек.
Первой мыслью было вернуть презент неудачливому дарителю. Я, схватив мешок, обернулась.
Но Львовского уже не было. На столике — только пустая чашка и расчет официанту.
Повернув голову к окну, замерла.
Роман стоял, спрятав руку в карман куртки. А вторая — перебинтованная — висела вдоль тела.
И как он умудрился привязать
Львовский стоял, смотрел прямо на меня. И от его жадных, диких глаз хотелось провалиться сквозь землю. Он словно говорил, что помнит. А по потемневшему урагану, бушующему во взоре, становилось понятным: он не собирается ничего забывать. И не оставит меня в покое.
В руке я сжимала подарок. Я собиралась вернуть его. Мне ничего не нужно от этого мужчины! Ничего!
И пока я стремительно бежала к выходу, Львовский уже сел в машину и умчался.
Оказавшись на улице, под легким снегопадом, без куртки и без шапки, я взглянула на содержимое мешочка. На раскрытую ладонь выпал браслет.
— Какая же ты сволочь, Львовский! — прошептала я со слезами на глазах.
Я узнала украшение. Точно такое же я видела миллион раз на фотографии мамы. Ошибки не было. Украшение точь-в-точь повторяло ту самую драгоценность, которая принадлежала маме.
У меня не поднялась рука выбросить шедевр искусного мастера. Пусть это и была всего лишь копия. Но, сомнений нет, выполнена на заказ. И я знала кем.
После неожиданной встречи с Романом, я отвела Суми домой. А сама помчалась по адресу, известному мне с самого детства.
Полковский Радимир Макарович — мамин учитель и известный в определенном кругу человек. Радимир Макарович был потомственным ювелиром и художником. А мама изучала искусство и замечательно рисовала. Жаль, что ее талант я не унаследовала.
Старик в это время обычно находился в своей мастерской. И я, торопливо взбежав по лестнице, постучала в двери.
Полковский долго не открывал. И я постучала громче.
— Раттана! — радостно проговорил Радимир Макарович, увидев меня на пороге. — Проходи, дорогая! Как же я рад тебя видеть! Совсем старика забыла!
Я обняла Полковского, с которым была знакома еще с детства. Я часто приезжала в эту мастерскую. А старый художник мне много рассказывал о маме, об искусстве, о своей работе.
— Не обижайтесь, Радимир Макарович, но я к вам ненадолго, — вздохнула я. — Буквально на полчасика.
— Молодежь! — сокрушался Полковский. — Спешите, торопитесь! А куда спешить? Жизнь она и так коротка. Нужно каждую минуту смаковать.
— Глупые мы, дааа, — рассмеялась я, а потом вздохнула, вынула из кармана подарок Романа и протянула старику. — Радимир Макарович, ваша работа?
Полковский поправил очки, вытряхнул украшение из мешочка.
— Не понравилось? Говорил я этому молодому человеку, что заказы больше не беру. Так уперся. «Делай, и точка!». А здесь спешка не нужна. Здесь нельзя торопиться. Камни не любят, когда с ними наскоком. Такие драгоценности нужно с лаской и любовью, — ворчал
И пока я слушала убаюкивающее старческое ворчание, не заметила, как Радимир Макарович перехватил мое запястье и ловко застегнул замочек.
— Вот, как я и думал. Идеально подошло. Старый, а руки-то помнят! — широко и счастливо улыбался Полковский.
А я затрясла головой.
— Радимир Макарович! Умоляю! Снимите! — попросила я, но опасалась услышать категоричный ответ ювелира.
Была у работ мастера еще одна особенность. Полковский славился своими украшениями не только потому, что они выполнены профессионально, были уникальными, и при их изготовлении использовались лишь высококачественные материалы и драгоценные камни. У всех браслетов был хитрый замок, который открывался лишь особым ключиком. Застегнуть украшение можно было простым щелчком, а вот снять без отмычки нельзя. И для каждого браслета свой собственный, единственный ключ.
Господи! Пусть Львовский об этом не знает. А ключ находится у Полковского! Это было бы идеально!
— Где ключ, Радимир Макарович? — вздохнула я, видя хитрый взгляд старика.
— Ясно где. У заказчика. Такой был уговор, — подмигнул Полковский. — Вообще, интересный молодой человек. Появился на пороге мастерской. Фотографию показал. Ту самую, на которой Мали улыбается. Помню, как мы вместе придумали эскиз. Хорошие были времена! И фокус этот с отмычкой… Словом, я возьми, да и скажи, что ключ для такого браслета можно даже в кармане хранить, и браслет просто так не снять и не потерять. А заказчик обрадовался. Хороший мальчик, смекалистый. Работу я в срок сделал. Как он и просил. За две недели уложился.
Я, часто моргая, переводила взгляд с браслета на старика. И понимала, что варианта у меня всего два: отрезать руку. Но это не очень приветствовало мое тело. Или идти к Львовскому за ключом. Эта идея мне категорически не нравилась. Абсолютно!
Но и носить подарок я не собиралась.
Я перепробовала миллион способов. Мазала кожу маслом, мылом, пыталась стянуть браслет. Но не получалось. Старик Полковский знал свое дело, как и размер моего запястья.
Кажется, обратиться к врачам — не такая уж и плохая идея.
Нет, разумеется, можно было бы попробовать распилить браслет. Но уничтожить такую красоту — рука не поднялась бы.
И я задумалась, а не поехать ли в травмпункт? Но тут же отмела эту мысль. Без второй руки мне будет сложно. Легче взглянуть в глаза Львовскому, четко произнести все, что я о нем думаю, при этом не вспылить, не рыдать, и не кричать. Потребовать ключ. И потом уже швырнуть браслет в его сволочную, смазливую, высокомерную морду!