Тагу. Рассказы и повести
Шрифт:
И несмотря на это, он все такой же: статный, будто отлитый для чохи. Движения резкие, порывистые, скупые. Маленькие, черные как смоль глаза — почти без ресниц — жестоко и бесстрашно смотрят с чисто выбритого лица. Правая бровь рассечена. Без этого воинственного шрама трудно представить Карамана, — так удачно довершила сабля его облик. Короткая поношенная чоха расстегнута, башлык на плече, а пояс с кинжалом под чохой на архалуке. И ходит он уже не гордо выпрямившись, как бывало, а чуть сгорбившись. И все же резко выделяется среди односельчан. Сторонились его. Словно колючка в глазу, беспокоил он родную деревню.
"Увидевшему сову все когти ее мерещатся, — думал Караман, приглядываясь
Почему? Ведь здесь он никому не причинил зла. Это было его правилом: к своей деревне не прикасаться. И не касался, а дурная слава не покидала его. По правде сказать, он до сих пор мало сокрушался об этом. Пусть думают и говорят о нем, что угодно. Так и жил: ни друзей, ни близких.
Необычайные повороты его жизни были похожи на сказку. На старой его чохе еще не изгладились следы от георгиевских крестов, а он уже почти ничем от мужика не отличается. Впрочем, и село стало другим. Караман все воспринимал спокойно.
— Время принесло, время и унесет, — говорил он себе.
Но, странное дело, то, что принесло новое время, с годами не уходило, а крепло и — главное — имело тысячи и тысячи сторонников. Год от году Караман все более убеждался, что его время прошло и, кажется, никогда не вернется. Все чаще стал он рассуждать так: "Я должен выбрать какой-нибудь путь: или туда, или сюда. Сегодня меня избегают, завтра совсем отвернутся, и тогда будет поздно. Судьба мне никогда не изменяла, но шутить с ней нельзя".
— Везучий! — говорили о нем крестьяне. — Теперь-то живет, как волк… А ведь было время, когда счастье ему улыбалось…
…После долгих колебаний Караман решился вступить в колхоз.
В знойный полдень шел он по горячей дороге, и пыль, потревоженная им, долго висела в воздухе. Засуха длилась уже целый месяц. Что ни утро, над не успевшей еще остыть' землей поднималось жаркое солнце, ни единое облачко не заслоняло его до заката. В полдень, когда жара делалась невыносимой, люди, скот, птица прятались в тень. На улицах — ни души.
Караман шел с непокрытой головой. Лицо — мокро от пота, болезненно сощурившиеся глаза помутнели. В одной руке — трут и огниво, в другой — набитый чубук. Кто бы подумал, что когда-нибудь он возьмет в рот вонючую глиняную трубку! "Да, коли медведь подмял, зови его батькой, — думал он. — Эх, одолели тебя, Караман!" И он вспомнил старинную сказку…
Некий могущественный государь выступил с войском в поход на врага. Девять тысяч верблюдов везли царскую кухню, еще девять тысяч верблюдов были нагружены снедью. Но вот битва проиграна, и царь, неузнанный, попал в плен. Его привязали у конюшни, как простому воину принесли на обед котелок супу. Подбежала голодная собака и сунула морду в котелок под дужку, Царь испугался, что собака съест его жалкий обед, и закричал. Собака рванулась, котелок повис у нее на шее, и она убежала. Царь горько рассмеялся:
— Мою кухню везли девять тысяч верблюдов, а теперь ее унесла одна собака…
"Удивительна судьба человека. Было время, мне неба на шапку, а земли на каламаны [34] не хватало. А теперь и на небо взглянуть не дают, и на земле в покое не оставляют. Сам иду к мужикам, которые вчера передо мной дрожали. Мог ли я думать, что стану бок о бок с ними с мотыгой в руках. Хм! Караман Хвингия — колхозник!"
И вот что особенно обидно: он сам просит принять его в колхоз. Так и сказано в заявлении, которое он сейчас передаст председателю: "Прошу принять меня в члены колхоза". Черт знает что!
34
Каламаны —
"Кого ты просишь, Караман, и о чем ты просишь? Ты идешь с просьбой к сыну человека, который был батраком у твоего отца; ты просишь мотыгу, чтобы обрабатывать колхозную землю… Ты с ума сошел, Караман! Вернись, пока не поздно…"
Но возвращаться некуда: впереди вода, позади — оползень. Лучше уж вперед.
Перед двухэтажным домом конторы правления колхоза Караман остановился, отер рукавом пот со лба. А вдруг откажут? Беда, если откажут. Впервые в жизни его сковал страх. Караман — и страх! В деревне говорили, что Караман Хвингия в германскую войну пули ловил зубами. И вот теперь он испугался: "Вернусь. Пока не тревожат, поживу еще. Что мне, жить не на что? Буду сидеть в духане Коста Цулая и играть в нарды… Но и духан скоро запрут, и Коста возьмется за мотыгу".
Чего уж обманывать себя! Караман знает, что ни у него, ни у Коста нет другого пути, кроме как проситься в колхоз. Коста этого не понимает, он глуп как баба, а глаза Карамана видят далеко. Старое время вернуть нельзя, как нельзя вернуть утекшую воду. Время это ушло и никогда не вернется. Но таково уж человеческое сердце: оно всегда цепляется за надежду. И Караман надеялся и ждал до сегодняшнего дня…
С тех пор, как он вернулся в деревню, он все время проводил в духане Коста Цулая. Сидел в своем излюбленном уголке у стойки и развлекался игрой в нарды. Караман не знал проигрыша — даже бросая из стаканчика, он ставил кости на нужную цифру. Его отец отдал душу воровскому делу. И сын пошел по той же дорожке. Правда, он "погорел" при первой же попытке и принужден был бежать из деревни. Где только он не скитался! Наконец очутился в Сухуми. И здесь подвела судьба: его "накрыли" на одном торговом пароходе, и если бы не море, не миновать бы ему тюрьмы. Он хорошо плавал, но все же не добрался бы до берега, не спаси его контрабандисты.
Как сына, полюбил Карамана известный в те времена в Абхазии контрабандист Бешкен Маргания. Караман проявил удивительные "способности" и вскоре превзошел своего названого отца. Имя его наводило ужас на прибрежный отряд пограничников. Он быстро приобрел богатство и славу, и, кто знает, не стал бы Караман миллионером, если бы его не предал властям один из его шайки. Всех поймали и предали суду. Кому — тюрьма, кому — пожизненная каторга.
Вместе с названым отцом Караман бежал из Сибири в Аджарию, а затем в Турцию, подружился с турецкими разбойниками. Они часто переходили границу, грабили и истребляли грузин. Караман считал себя честным человеком и "патриотом". Однажды во время набега на грузинскую деревню он выбрал удобный момент и перестрелял своих "товарищей" — турецких разбойников. После того он осел в Батуми, подружился там с одним полковником, грузином, из "дикой дивизии", и тот увез его в Россию.
Началась война с Германией, и Караман прославился в первом же бою. Через несколько месяцев он получил звание прапорщика. Грудь кавалериста в черной чохе украшали георгиевские кресты и другие награды. Многие завидовали его судьбе и славе, но Караман не зазнавался. Был предан товарищам, не раз спасал их в бою, рисковал жизнью, никому не делал зла. Такой же товарищеской преданности требовал он и от других, не щадил изменников. Поэтому в дивизии у него было много врагов. После поединка на саблях с одним польским офицером Караман был принужден уйти из дивизии. Началась гражданская война, Караман примкнул к красным, но не ужился с ними и перешел к белым, а под Царицыном ушел и от них. Отправился на родину и оказался в Абхазии.