Таинственная Клементина
Шрифт:
Машина остановилась у подъезда многоквартирного дома; фамилии жильцов были указаны на табличке, прибитой к стене у входной двери. Еще не зная, что предпримет в том случае, если обнаружит на ней фамилию своего корреспондента, Брижитт попросила шофера ее подождать и вышла из машины. Ей с трудом удавалось сохранять равновесие.
Шофер хотел ее поддержать, но она вежливо отказалась от его помощи. Она знала, что ей станет легче после того, как она преодолеет лестничный марш. Она должна выдержать и не упасть, с таким трудом достигнув цели своего путешествия.
Дверь была приоткрыта. Брижитт оперлась о нее плечом и прочитала список имен на табличке. Мистера Джорджа Смита среди них не было, не было и женщины, которую звали бы Клементиной, но она на это и не рассчитывала. Шантажист, безусловно, пользовался псевдонимом.
Она решила позвонить в первую попавшуюся квартиру и сказать, что мисс Клементина просила ее зайти. После этого можно было бы сделать вид, что она ошиблась и попробовать навести справки об интересовавших ее людях. С точки зрения логики, идея была довольно абсурдной, но Брижитт не могла придумать ничего лучшего и решила обойти все квартиры, если это потребуется.
Она вошла в дом и позвонила в дверь квартиры на первом этаже. Ее сердце учащенно забилось, и она привалилась к двери, чтобы устоять на ногах. Под ее тяжестью массивная дверь подалась, и она нажала на нее посильнее. Издали до нее донеслись голоса: в глубине квартиры весело напевали. Мелодия показалась ей знакомой. Брижитт напрягла слух и различила слова песенки: «Клементина, Клементина, миленькая ты моя…»
Песенка Присси! Брижитт толкнула дверь и вошла, пошатываясь. Голоса доносились из-за закрытой двери в конце коридора. Был слышен шум и взрывы хохота, как будто собравшиеся там люди играли в какую-то игру. Брижитт продвигалась вперед по скользкому линолеуму, всей своей тяжестью навалившись на трость. Только бы не упасть! Все плыло у нее перед глазами. Дверь в конце коридора слегка приоткрылась и тут же захлопнулась. «Жак, этого просто не может быть!» — услышала Брижитт пронзительный выкрик; дом сразу наполнился шумом шагов и громкими восклицаниями.
… Тело Брижитт было распростерто на холодном полу. Последним, что задержалось в ее сознании, было склонившееся над ней бледное лицо с удивленно вытаращенными глазами, обрамленное копной черных прямых волос.
Снова открыв глаза, она увидела тетушку Аннабель. Но что могла делать старуха в этом доме? Ее голос доносился до слуха Брижитт словно сквозь толстый слой ваты:
— Слава Богу, дитя мое! Наконец-то ты пришла в себя! Ты упала на пол с кровати, знаешь ли, и до смерти нас всех перепугала.
Брижитт снова зажмурилась и решительно открыла глаза; она обнаружила, что находится в собственной комнате.
— Как я здесь оказалась? — спросила она пожилую женщину.
— По моему, ты все еще не в себе, деточка! Не понимаю, о чем ты спрашиваешь! Это кухарка и горничная помогли мне положить тебя обратно на кровать. Вернувшись домой, я обнаружила тебя лежащей на полу без чувств. В этом моя вина — мы не должны были оставлять тебя одну. Что скажет об этом Фергюссон?!
— Но, тетушка, — протестующе воскликнула Брижитт, — мне удалось встать и выйти из дома! Я была…
— Что ты, милочка моя! Тебе явно привиделся очередной кошмар. Впрочем, в нашем доме это со всяким может случиться!
Брижитт не сдавалась, она принялась было рассказывать тетушке о том, что не смогла бы выйти, не одевшись, но тут же испуганно замолчала, так как, посмотрев на себя, обнаружила, что на ней была ночная сорочка. Она хотела приподняться, встать и таким образом доказать свою правоту, но силы оставили ее: она с трудом могла оторвать голову от подушки. Может быть, тетя права, и все ее приключения — действительно кошмарный сон? Или она просто сходит с ума? Однако, тупая боль во всем теле не могла быть следствием игры больного воображения или даже падения с кровати. Брижитт ушла в себя, потеряв всякую надежду на то, что ей кто-нибудь поверит, кроме… Кроме Фергюссона, конечно! Единственное, что ей оставалось, — это молча дожидаться его возвращения.
Она прикрыла глаза… Перед ее внутренним взором чередой проходили незнакомые лица, виденные ею отнюдь не в кошмаре, а в недавней реальности: лицо маленькой девочки, обрамленное длинными черными волосами, лицо мужчины южного типа…
Когда у ее постели появился врач, срочно вызванный тетушкой Аннабель, Брижитт все же попробовала изложить ему свою версию событий. Он откинул покрывавшее ее одеяло и предложил тщательно осмотреть ее ноги. Он прикасался к ним в разных местах и спрашивал Брижитт, чувствует ли она что-нибудь. К своему великому смущению, она была вынуждена признать, что не испытывала никаких ощущений. Ее ноги снова были полностью парализованы. Она тщетно пыталась пошевелить пальцами, но ничего не происходило. Абсолютно ничего! Настаивать на своем было совершенно бесполезно.
Прощаясь с нею, доктор Браун заверил ее в том, что она видела сон, мнимая реальность которого объяснилась ее огромным желанием поскорее начать ходить.
Брижитт поняла, что главная ее задача заключалась отныне в том, чтобы не позволить окружающим доказать ей, что все это было плодом ее воображения: если это случится, она окажется прикованной к постели на всю оставшуюся жизнь и в придачу будет сама себя считать сумасшедшей.
Когда Присси привела детей с прогулки, Брижитт попросила тетушку позвать к ней Никки.
Мальчик медленно вошел в комнату. У него был напуганный вид; казалось, он боится даже собственную мать. Он выглядел бесконечно усталым.
Никки замер в нескольких шагах от кровати и осторожно осведомился:
— Тебе опять стало хуже, мама?
— Нет, малыш, со мною все в порядке, спасибо. Как прошла ваша прогулка? Вы хорошо развлеклись в парке?
— Д-да… — Брижитт обратила внимание на то, что мальчик отвечал как-то неуверенно, пряча глаза.
— Сегодня вы не встретили девочку по имени Клементина?
— Нет.
— Никки, кто такая Клементина?
— Никто.
— Никки, скажи мне правду, — нас никто не слышит!
— Ее просто не существует, — он торопился поскорее закончить разговор. — Это я ее выдумал.
— Вы нигде больше не были, все время оставались в парке во время прогулки?
— Конечно. Хочешь, я покажу тебе фокус? — вдруг оживился Никки и, вынув из кармана два носовых платка — красный и голубой — принялся ими манипулировать.