Таинственный Восток
Шрифт:
Карен сорвала с себя кепку, засунув ее между их телами, припала щекой к его плечу. Он счастливо носился по улицам туда и обратно, как челнок. По своему собственному опыту Карен знала, что предельная скорость Мэриголд сорок пять миль в час, но сейчас ей казалось, что скорость никак не меньше шестидесяти пяти.
— Полегче, ковбой! — прокричала она на ветер и, обхватив его бедра своими, еще крепче вцепилась в него.
— Это еще не быстро! — засмеялся он через плечо, совершая безрассудный поворот на Восьмую авеню. С трудом вписавшись между такси и автобусом № 10, Эрик мчался теперь
— Забудь о моих словах, что я хочу покататься на мотоцикле, — сказала она ему. — Теперь я понимаю, что мне хочется более простых вещей. Планерам, по крайней мере, не нужно беспокоиться о дорожном движении.
Эрик замедлил движение и осмотрелся.
— Время обедать. А Мэриголд добавила мне аппетита.
Она поцеловала его сзади в шею.
— Если учесть, как мы сейчас одеты, дорогой, то мы не обедаем. Мы едим.
Он нажал на газ, взлетев по Восточной Семьдесят второй улице и остановился перед большой голубой палаткой Ла Перрона.
Карен сжалась у него за спиной.
— Я не могу пойти туда в такой одежде. А у тебя нет пиджака и галстука. И я, наверное, растрепанна. Эрик, будь благоразумен.
Он элегантно слез с мотороллера. Его глаза сверкали, когда он помогал слезть ей. Приподняв презрительно бровь, он посмотрел на кончик своего носа и ласково сказал:
— Это дело вкуса, да?
Затем подмигнул и взял ее за руку.
Они вместе посмотрели на швейцара, похожего в своих безукоризненно белых одеждах на адмирала. Он по-царски спустился со ступеней от входа и пересек улицу так, как будто это была палуба его корабля. Его лицо выражало лишь легкое любопытство.
Эрик посмотрел на него с любезной улыбкой.
— Не будете ли вы так любезны припарковать вот это для меня, пожалуйста.
Он уронил ключи от мотороллера в руку швейцара с такой элегантностью, как будто это были ключи от «роллс-ройса». Он добавил к ключу банкнот, отвязал зеленую цветочную коробку и взял ее под левую руку.
Швейцар поднес два пальца к своей фуражке.
— Конечно, сэр. — И поспешил вверх по ступеням, чтобы открыть им дверь.
— Пойдем, дорогая, — пробормотал Эрик Карен, взяв ее под руку.
— Вы сумасшедший, Эрик Сондерсен, — прошептала она уголком рта. — Вы сумасшедший, как сойка.
Глядя прямо перед собой, он похлопал ее по руке.
Оказавшись внутри, он столь грациозно кивнул метрдотелю, как будто раздавал благословения.
— Сэр? — спросил метрдотель, с благодарностью принимая благословение вместе с банкнотом, который Эрик вложил в его ладонь.
— Мне потребуется пиджак и галстук, — сказал Эрик. — Сороковой, длинный. Не приглядите вот за этим, пока мы здесь будем? — Он протянул метрдотелю длинную зеленую коробку. — Я сейчас буду, — сказал он Карен и исчез за дверью, на которой было написано «ДЖЕНТЛЬМЕНЫ».
Карен спаслась за дверью «ЛЕДИ» и попала в умелые руки серебристоволосого ангела, имя которого оказалось Перл и чьи голубые глаза сияли, когда она отвинчивала крышку с флакона очищающего
— Дорогуша, вы выглядите так, как будто прилетели на помеле.
Карен слабо улыбнулась. Через десять минут она, наконец, сняла с лица всю грязь после поездки, расчесала волосы, подкрасилась и с чувством грусти выбросила в корзину для мусора то, что осталось от розы мистера Фигела. И лишь тогда она заметила, что Перл пристально смотрит на нее, как будто припоминая, где она могла ее видеть. Карен бросила в блюдце Перл чаевые, которых, как она надеялась, будет достаточно для того, чтобы вызвать амнезию.
Ее ожидал преобразившийся Эрик. Его золотистые, теперь причесанные, волосы блестели над его отмытым и слегка обветренным лицом, и на нем элегантно сидел синий пиджак. Ее сердце радостно подпрыгнуло, и она подумала: он любит меня, Эрик любит меня! Он поймал ее за руку и повел в зал. Карен не отваживалась посмотреть на других обедающих. Воспользовавшись намеком Эрика, она смотрела на дальнюю стену все время, пока следовала за метрдотелем к их столику, и шагала за ним с тем преувеличенным высокомерием, которое она обычно напускала на себя, демонстрируя платья Перьенны или Марселины. Подбородок поднят, бедра опущены, она проплыла через комнату на облаке презрения.
— Ты видишь? — сказал Эрик, когда они сели за стол. — Никто тебя не заметил.
Она решила ничего не говорить ему о Перл. Она осторожно осмотрела богато оборудованный зал. Ни одна голова не повернулась. Никаких взглядов исподтишка. Карен не могла решить, приносило ли то, что на них не обращают внимания, облегчение или это усиливало раздражение. Комната была наполнена низким, не меняющимся гулом спокойного разговора, сопровождающимся музыкальным звоном серебряных ножей и фарфора. Она счастливо вздохнула.
— Все-таки облегчение, — заметила она.
— Ты присоединишься ко мне и съешь что-нибудь или, как обычно, ограничишься салатом?
Карен была не уверена, было ли это реакцией на чопорную атмосферу зала или на ее анонимность, а может быть, на то и другое вместе, но Карен чувствовал такое озорное веселье, что сказала:
— Пусть у нас будет желтый обед в честь Мэриголд, без которой этого вечера никогда бы не было.
— Ну конечно, — согласился Эрик, шаловливо рассмеявшись. — Но к желтому обеду должно быть шампанское.
Он подозвал официанта, который подошел к нему с толстым, как «Унесенные ветром», списком вин. Эрик отодвинул его в сторону.
— Blessenger 53, пожалуйста. Официант мягко улыбнулся и с трогательной искренностью сказал:
— Прекрасный выбор, сэр. И тут же испарился.
Эрик наклонился над столом, в его серых глазах плясал смех.
— Он законченный мошенник.
— Правда? А мне показалось, что он заслуживает доверия. А как ты догадался?
— Потому что нет таких виноградников. — Он коснулся губ пальцем. — Это мой тест. Тест Сондерсена на честность. Если бы он хорошо знал свою работу, он непременно заметил бы, что никогда не слышал о Blessenger 53. Если же он обманщик, он примет заказ, а потом вернется и скажет, что у них этого нет. А вот и он идет.