Так бывает
Шрифт:
– Кирилл, сынок, - она протянула руку к нему, желая прикоснуться к вихрастой макушке, чтобы успокоить бурю у него внутри, парень подошел к ней, сел на постель и позволил ее руке пригладить свои волосы, - Любовь, она не всегда значит, что людям нужно быть вместе, понимаешь. Мы уже пытались, и те годы моей жизни, они были прекрасными, но те моменты, на которые мы наткнулись и из-за которых разошлись, они никуда не делись. Проблема не решена, и я не уверена, что мы сможем ее решить.
– Какая проблема? Ты ведь его простила, я точно знаю, что простила за измену, мам. Ведь простила?
– Простила. И он
– И ты боишься повторения, - закончил он за нее.
– И я боюсь повторения, - своей горячей от жара рукой погладила его по прохладной щеке, - Как бы я тебя ни любила, еще одно предательство от Димы я не вынесу. Просто не смогу, и именно этого я боюсь больше всего. И я не хочу, чтобы ты пострадал из-за наших с ним проблем.
Внутренне она еще переваривала новости по поводу статуса Димы в глазах ее ребенка, не смирилась. Но говоря вслух, аккуратно подбирала слова, видя с каким пылом, Кирилл бросается на защиту... отца.
– Это неправильно! Не правильно! Ты... ты и он, вы такие счастливые рядом всегда были, и даже сейчас. Он тебя любит, ты любишь его... и все эти твои причины просто отмазки. Ты просто боишься, и все!
То, как он говорил с ней, с какой скрытой детской обидой, ранимостью, так ему не свойственными... Слезы появились на глазах, но уже не из-за боли в горле. Таня понимала и видела, что обижает сына своим поступком, но и по-другому не могла. Быть с кем-то только для того, чтобы твой ребенок был счастлив, - не правильно, потом может стать гораздо хуже. А у Кирилла такой возраст сложный. Время юношеского максимализма, когда кажется, что только ты один во всем мире знаешь, как правильно поступать. У него есть негативный опыт в семье, он много пережил, но он все еще ребенок, как бы не пытался быть взрослым. И эти его слова она попыталась пропустить мимо ушей, чтобы они не легли камнем обиды у нее в душе.
Но сказать ему ничего не успела, в дверь позвонили.
Странно. У Олега есть ключи, Дима уехал, может Саныч наконец одумался?
– Я открою!
– недовольно бросил сын и пошел открывать.
А Таня лежала и гадала, кого там принесло на ночь глядя, пока не услышала из коридора знакомый голос и улыбка сама по себе вылезла на лицо.
– О, здорово, Кирилл! Господи, ты здоровый то какой стал, а! Блин, это ж, когда я тебя видел в последний раз? Тебе сколько тогда было?
Послышались хлопки, похоже, кто-то по-мужски дружески обнимался. Она мысленно хмыкнула,- показушники. Застучали дверцы шкафа, Кирилл что-то отвечал.
– А где эта? Заразная которая?
Кирилл вошел первым, забрал у нее пустую чашку.
– Я сделаю еще чай, и тебе через полчаса пить таблетки надо и температуру мерить, не забудь.
Таня улыбнулась сыну, взглядом выражая всю свою благодарность за то, что, несмотря на их ссору, он все равно заботится о ней.
– Танюха!
– заорал с порога в спальню Артём, - Ты в надежных руках, знаешь? Кирилл твой такой здоровый
Мужчина захохотал и направился к ней. Стиснул своими ручищами так крепко, что она закашлялась.
– Мать, ты говорят, совсем плохая стала! Не хорошо!
– Господи, ты только приехал, а мне уже хочется удавиться!
– жалобно простонала, изворачиваясь от дружеского поцелуя в щеку, - Куда ты лезешь, еще заразишься!
– Зараза к заразе не липнет, так что, целуй, давай, - подставил небритую щеку, а она поцеловала. Чертовски рада была его видеть.
– Как жена? Не родила еще?
– Лучше бы она родила, в самом деле, я не против. Отправил к маме на море, пусть отдыхает, пока есть такая возможность.
Этот наглый, но жутко симпатичный мужик, прямо в одежде забрался к ней на постель, и разлегся рядом, закатив глаза от удовольствия.
– Девять часов за рулем, я чуть не сдох, пока ехал тебя спасать, а ты тут, оказывается, в защитниках и не нуждаешься.
– Тебя Маришка прислала?
– Да, я по заданию партии, - он смотрел на нее своими серыми глазами, вроде улыбался, но глаза были серьезными, - Так что, выкладывай, что тут у вас происходит, быстро все решим и поедем в столицу-матушку, Маришка тебя ждет, вместе с англичанами,- последние ждут тебя особенно сильно.
– С чего это?
– Я в ваши тонкости влезать не стал, но партия сказала привезти комсомолку Мелех, как можно быстрей, значит, я привезу.
– Шут гороховый ты, а не кагэбэшник, понял!?
– хлопнула его по руке, которая тянулась к ее волосам, чтобы взлохматить.
– Блондинкой тебе идет, не привычно, но круто! Дима, небось, от такой красоты неземной в обморок свалился?
Он таки дотянулся до ее волос и привычным жестом взлохматил ее волосы, а так как болезнь еще не отступила, то было ей не очень приятно!
– Отстань!
– зашипела на него, отодвигаясь ближе к краю, - Больно, блин.
– Ты, мать, конечно, не вовремя заболела, но что есть с тем и буду работать.
– В каком смысле работать?
– Я же тебе уже сказал: мы, то есть ты, Кирилл, и я, через какое-то количество дней уезжаем в Москву. Пока ты будешь болеть со всем комфортом, я займусь твоими проблемами.
Вроде бы ничего ужасного в его словах не было, но это только для постороннего человека. Пусть Маришка никогда в открытую и не афишировала свои связи с криминалитетом, но Таня и сама прекрасно знала, во что подруге пришлось влезать, чтобы выстоять на своих двоих, и удержать на плаву мать с сыном.
Таня ее никогда не осуждала за это. Не имела права. Просто приняла, как данность, что когда она сама не могла помочь подруге, ей помогли другие люди, а как именно, и кем, после этой помощи, стала Маришка в глазах общественности и закона, ее не слишком то и волновало.
Кто-то мог бы сказать, что у Тани есть некие двойные стандарты, потому что дела Маришки она воспринимает если не как норму, то спокойно, а вот прошлое «хобби» Саныча ее чуть ли не до истерики довело. У них обоих разные причины. У Маришки свои, У Саныча свои,- но диаметрально разные. Она рискует ради своей семьи, а вот он своей честью, своим долгом, и сейчас выбирает все, что угодно, но только не свою семью.