Так бывает

Мазуровская Никтория

Она его приворожила, не иначе.

Губы тонкие, бледно-розовые, со следами от ее же зубов, будто кусали их, сдерживаясь от крика.

На правой руке тоже следы заметил. Зажимала себе рот, чтобы не кричать.

Что ж ты с собой делаешь, а, маленькая? Зачем так себя мучаешь?

Он не мог задать эти вопросы вслух, потому что боялся, что она услышит и ответит. Ее ответов он страшился больше всего на свете.

Они через столько прошли за этот год, а особенно за эти последние месяцы, что он не мог не чувствовать себя виноватым в том, что сейчас

происходит. Это в разговоре с Кириллом можно позволить себе думать о будущем, мечтать, планировать. Но, вот она их реальность.

Когда ей плохо так, что умереть хочется, что нет сил сдерживать свой крик и страх, она зовет на помощь кого угодно, но только не его. Это ли не показатель ее чувств? Да, они разведены. Да, он старался дать ей время прийти в себя. Да, не появлялся и не давал ей повода для этих самых звонков... но, Господи, неужели так сложно позвонить ему самой и просто спросить «как дела»?

Только, это Таня хотела свободы. Таня хотела развода, и он позволил себе на минуту, всего на минуту подумать, что без него ей лучше.

Только, ни хрена, это не правда.

Может, Таня и изменила кардинально образ,- блондинкой быть ей идет,- но это ничего не значит.

Она все равно ЕГО, и только ЕГО женщина.

Дима не удержался, лег рядом, обнял, пытаясь таким образом поделиться хоть капелькой своей силы, своего тепла.

А она зашевелилась сразу, забарахталась под легким пледом, скинула тот с себя и практически залезла на него.

Ноги на его живот закинула, головой улеглась, удобней, в изгибе шеи... и это все, не просыпаясь. Только, носом, воздух посильней втянула, еще и еще раз, замерла на миг и успокоилась. Расслабилась вся и будто растеклась по нему.

Его тряхнуло. Передернуло всего от такого поведения, от ее доверчивого дыхания, от ее положения.

Она почувствовала его запах. Одеколон, который сама же ему всегда покупала. Задышала им. Как он мог в такой ситуации оставаться спокойным? Как? Если любимая женщина доверчиво забралась на него, улеглась сверху и дышит им, в прямом смысле этого слова. Как?

И он не остался спокойным.

Начал целовать до чего мог дотянуться.

Покрывал короткими поцелуями щеки, веки, губы, - все.

Перевернулся и навис над ней, всматриваясь в тени под глазами, слушая ее прерывистое дыхание, и сам надышаться не мог.

Она потянулась за ним, требуя, чтобы не прекращал ее целовать. Но он не мог продолжить, иначе сил, чтобы остановиться, у него просто не найдется. А секс - это последнее, что может хоть как-то им помочь.

Отстранился от горячего тела, провел ладонями по груди, животу. Неважно, что ему больно было от тесноты в брюках, что сердце колотилось, как ненормальное.

Он смотрел на ее улыбку. Чуть растерянную, робкую. Смотрел в ее открытые глаза с поволокой.

Таня не понимала, что происходит. Была в таком состоянии, что просто не могла сообразить.

И Дима не стал больше ничего делать, просто прижался к ней, поцеловал в висок и ушел за кофе, обещанный сыном.

А она снова провалилась

в сон или забытье, скорей. Пусть спит, ей нужно отдыхать больше. А ему необходимо время, чтобы понять, что здесь происходит и решить, как лучше поступить.

– Ну, рассказывай, что, как, и главное,- кто поспособствовал такому ее состоянию?! Со всеми подробностями.

После первой чашки кофе, выпитой практически залпом, Дима расположился на кухне со всеми вытекающими, так сказать. Олег хмуро дымил сигаретой, недовольно поглядывал на него самого, но говорить не торопился.

Кирилл сновал от холодильника к столу, что-то грел, гремел тарелками. Но уже не выглядел напуганным: да дергался, когда из спальни слышался кашель, но пока держался и тоже хотел услышать, что скажет Олег. Парень ничего не знал и был из-за этого зол, Дима четко видел эту злость в его глазах, в рваных движениях, да даже в шагах можно было уловить все его эмоции.

– А что рассказывать? Ты же знаешь: они решили в Москву перебраться, начали подготовку документов, передавали дела. Все шло хорошо, пока нам не поступило настойчивое предложение о продаже.

– Продаже чего?

– «Меридиана», Дима, о его продаже.

– Ты шутишь сейчас?

– А что, похоже?
– взвился он, снова закурив.
– Предложение, выгодное со всех точек зрения.

– Со всех, говоришь? Тогда, за чем дело встало?

– А ты не догадываешься?

– Кто покупатель?

– Какой-то нефтяной магнат из Сибири.

– Что не так с этим предложением? Ваше дело сейчас на пике, цену, как ты говоришь никто не занизил, значит, подвох в другом. В чем?

– Да нет там никакого подвоха, Дим, нет. Люди страхуются.

– Не понял, - Олег выразительно глянул на присевшего рядом Кирилла.

– Говори! Он переживает, и тоже имеет право знать, из-за чего его мать в таком состоянии оказалась.

– Да что говорить? Что говорить? Этот пень старый, взял заказ, вроде как хотел помочь дочке своего боевого товарища. Помог, молодец... только мы вляпались, Дима, серьезно вляпались. Я не знаю, что это за баба и честно, - знать не хочу. Таня взбеленилась тогда не на шутку. На нас пытались давить. Таня к Завьялову поехала, чтобы утрясти парочку вопросов, только... После их разговора, его с должности сняли. Мне она ничего не сказала и рванула куда-то. Ее не было несколько часов. Приехала, сказала: проблема решена. И все, слышишь. Все.

– Почему она решила перебраться в Москву?

– Из-за меня, - тихо сказал Кирилл, - Из-за меня, я думаю. Она с Мариной говорила, а ты же знаешь: та, как присядет на уши, не слезет. Предложила маме работу. Мама со мной поговорила, и я согласился.

– А Саныч? Он тоже согласился?

– После истории с той бабой? Да, согласился. За ней серьезные люди гонялись, а Саныч вроде как помог ей с документами.

– И на него вышли?

– Да, вышли. Те залетные, что вас на дороге подрезали...их люди наняли, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений.