Так навсегда!
Шрифт:
— Так вот же у тебя — пять литров на багажнике!
— А, ну точно же! Сейчас, погоди…
Олег Юрьевич исчез и через три минуты вернулся со стаканом, любезно предоставленным ему автоматом по продаже газированной воды.
— Не из горла же нам хлебать, как алкашам каким, — прокомментировал он свои действия. — Да и неудобно, из такой здоровой-то!..
Мы отвязали канистру и разлили. Вот клянусь — хрящиковская яичница и вода тогда… и нету на целом свете ничего вкуснее.
Между тем, несмотря на верное в целом пророчество Олег Юрьевича, какие-то элементы порядка на местах в стране все еще сохранялись. Поэтому спустя еще минуты две откуда-то со стороны детской площадки выдвинулся милиционер и решительно направился к нам.
— Так, вы что тут распиваете?! — строго спросил
— Воду… — честно доложили мы, маленько задрожав от страха и возможных элементов правосудия.
— Да?! Ну-ка, дайте сюда! — и блюститель законности принял посудину и тщательно обнюхал ее изнутри. — Ладно… чтоб на место потом поставили. Я прослежу…
И величественно удалился. Да, в то далекое уже время сотрудники органов еще бдительно стояли на страже социалистического имущества. Даже самого незначительного.
— Он что, правда подумал, что мы водку тут пьем?! — спросил я, как схлынули первые, самые яркие эмоции.
— Да вряд ли, — авторитетно заверил меня Олег Юрьевич. — С пяти-то литров — мы бы в лежку тут уже лежали наверняка!
И мы, не сговариваясь, дико захохотали. А я вдруг почувствовал, что все теперь сложится хорошо. И с контрольной, и со «Спартаком», да и вообще. В такой-то вечер разве может быть что-то не так?..
…И время утекало, но не успело утечь до конца, и кто-то из последних сил (Мостовой. — Прим. ред.) вытянул уже почти ушедший за лицевую мяч, и Федор аккуратно головой кивнул его в ворота… есть! Ну я же говорил уже, что Федор — гений…
И всякий раз, бывая на Речном (а я, в общем, бываю на нем почти каждый день), я вижу: вон тот двор, а вон там стояли автоматы с газировкой…
«Спартак» — Чемпион!
Мироныч
На день рожденья Миронычу всегда дарили портфель. Иногда даже два. Вы спросите: что же он делал с такой прорвой портфелей? Да ничего. Прежний выбрасывал, и всех делов. Он и цветы все потом… того… а цветов Миронычу на первое сентября дарили больше всех. Много больше. На порядок, выражаясь строгим математическим языком. Приходили пожилые, как тогда казалось, люди, про которых почтительно шептались: «Двадцать седьмой класс… о, а вон тот, седой — тридцать второй…» Боже, неужели и мы когда-то такие будем? Будем, будем… только на первое сентября нам к нему уже не прийти…
— Лебедев, возьми, пожалуйста, цветы, отнеси их куда-нибудь… там за школой есть мусорный бак!
— Жалко, Владимир Миронович! Не отнесу!!!
— Ну, возьми с собой… Девушке своей подаришь.
— У меня нет девушки.
«Если ты хочешь обнять соседку, то это значит, что ты чересчур здоров, а если ты хочешь обнять соседа, то ты чересчур болен».
— Ну, ты сейчас возьми… а подаришь потом, когда будет!
Да, в логической парадоксальности мышления тут мог тягаться только Олег Юрьевич… но ведь тут еще — и опыт, перешедший в мудрость, чего далеко не про любой опыт можно сказать.
«Скрещиваются мальчик и девочка, хотя вам об этом знать еще рано. А прямые в пространстве — скрещивающиеся».
— Не будет. Меня никто никогда не полюбит.
«Вот ученик и ученица. У них сходимость… сходимость по признаку Коши!»
— Ха! Тебя не полюбишь, пожалуй…
Мироныч преподавал математику, ну и, само собой, был нашим классным руководителем. Но на самом деле как-то незаметно со временем выяснилось, что гораздо больше преподавал он самоё жизнь, так сказать… Не напрямую, конечно… «Я — простой советский учитель…» Если тут вообще можно что-то преподать. «Научить нельзя. Можно только научиться» (и это единственная цитата в главе, которая принадлежит не Миронычу, а основателю «Спартака» Николаю Петровичу Старостину… Хотя и кто знает. — Прим. авт.). Жизнь — не математика. «Ученик — это не человек». Математика — строгая наука, «спросят тебя определение — скажешь, попросят доказать теорему — докажешь…», есть «Дано» и есть «Найти», и правильный ответ,
Хотя начиналось, конечно, все непросто. Когда ты, выражаясь образно, практически невольный реципиент и объект передачи Мудрости… «Тебе сейчас, как тому пассажиру в автобусе, которому сперва было трудно-трудно, а потом стало легко-легко… И все от него разбегаются…» И контрольная, опять же, самая первая. «Негры в Африке кричат: “Не хотим больше есть бананы! Хотим писать контрольные!” А им отвечают: “Нет! Ешьте бананы!!!” А вы?..» И трояк потом рассматриваешь свой уныло, но ты же не знаешь пока, что… «четыре… четыре еще надо заслужить. Я бы поставил тебе четыре, если бы я относился к тебе плохо. Но я отношусь к тебе хорошо, поэтому ставлю три… Тебе вообще два надо было ставить!!!» Но уж зато потом: «…гениальность у тебя пройдет, и начнется нормальная жизнь!» Да, все так. Все как в жизни.
— Бери мел и записывай на доске условия задачи…
— Владимир Миронович, так ведь мела нет!
— Нет мела… С мелом любой дурак запишет! Ты без мела запиши…
А весной, когда все как-то понемногу пообвыклось, притерлось и наладилось… «Чтобы получить три, надо решить все пять задач… А чтобы получить пять, надо решить их правильно!!!»… Футбольный турнир среди старших классов!
Конечно, к нам не отнеслись серьезно. И недооценили. Ну, что с нас взять, маткласс, зубрилы и додики… а напрасно! Старая школа в центре Москвы, спортивный зальчик в подвале совсем крошечный, ворота даже меньше хоккейных, три на три играть с вратарем-гонялой — это максимум. А факты таковы, что практически в любом коллективе, даже в самом высокоинтеллектуальном и чуть более чем наполовину состоящем из искусственных евреев, всегда можно отыскать несколько человек, способных грамотно исполнить базовую мантру «отдал-открылся». Тем более что Хотима и в самом деле очень неплохо играл.
В общем, фурор и сенсация: мы одолели девятый класс в своей подгруппе, не говоря уж про ровесников из восьмого, — и вышли в полуфинал. Собственно, мы и дальше бы, возможно, проскочили, в самый финал, а финал — это одна игра, и в ней может случиться всякое, и, может статься, даже покрыли бы себя навеки неувядаемой славой, и вошли бы во все пресловутые анналы, и нашу тройку всегда приводили бы и ставили в пример подрастающим поколениям юных математиков как образец стойкости и мастерства… «Много ты хочешь… Я тоже много чего хочу! А сижу с вами и объясняю новую тему…» Мы даже повели в один мяч и готовы были развить свой успех, плотно насев на ворота соперника и…
И тут в дело включился Административный ресурс в лице молодого коммуниста и члена бюро райкома комсомола, преподавателя истории С. В. Малахова. «У него денег столько, что на математике говорить об этом бесполезно. А можно только на астрономии…» Почуяв, что игра у питомцев его подшефного класса идет туго, мяч совсем не держится и оборона вот-вот рухнет под натиском распробовавших вкус крови и озверевших ботаников, педагог не растерялся, оперативно разделся до трусов и выпустил сам себя на поле, игнорируя все призывы к букве правил и здравому смыслу. Заодно во время одного из стыков тактично напомнив кое-кому из соперников, что у кое-кого есть определенные сомнения в годовой оценке по истории… «Ты пока еще — о-малое. А я пока — О-большое!» Разумеется, веских контраргументов у нас не нашлось, и разница весовых категорий тоже сыграла свою роль… Вот я пишу и надеюсь, что Сергей Валерьевич однажды это прочтет и устыдится событий почти двадцатипятилетней давности… хотя ладно. Мы не в обиде. Ведь и третье место — это тоже очень почетно!