Такая разная Блу
Шрифт:
— А ты не переживала, что он мог это сделать? — деликатно прервал меня Уилсон.
— Иногда. Но потом я вспоминала Джимми и то, каким он был. Прямо, как ты говорил, Уилсон. Я знаю слишком много, чтобы сомневаться в нем. Я не жалею, что он решил взять меня с собой. Даже сейчас. Я знаю, это трудно понять, но я так чувствую.
Я была не единственной, кому требовалась минута, чтобы собраться с мыслями, поэтому, прежде чем детектив Мартинез продолжил, мы сделали перерыв, чтобы утереть слезы.
— Ты родилась 28 октября 1990 года.
— Всего за два дня до рождения Мелоди, — заметила я, тронутая этим.
— Также 28 октября ты сдала анализ на ДНК, чтобы узнать, кто ты, — вставила Хайди Морган. — Интересно, как замкнулся круг.
— Мне двадцать один, — пробормотала я, как и любой подросток радуясь тому, что я старше, чем думала.
— Но в твоем водительском удостоверении указано, что тебе двадцать, так что сегодня мы не сможем пошляться по барам и сорвать куш в казино, — поддразнил Уилсон, заставляя присутствующих фыркнуть и снимая возникшее в помещении, эмоциональное напряжение.
— Ты можешь ознакомиться со всеми документами в папке. Хотя там присутствуют фотографии с места преступления, которые ты, возможно, предпочла бы не видеть. Фотографии в конверте. Мы оставим тебя одну на некоторое время. Контакты твоих отца и бабушки также находятся в папке. Твоя бабушка все еще живет в резервации, а отец в городе Седар-Сити, штат Юта, недалеко отсюда.
Мы с Уилсоном провели час за изучением файлов, содержащихся в папке, стараясь получить более полное представление о девушке, которая приходилась мне матерью. Фактов было не так уж много. Лишь одна вещь привлекла мое внимание. Выяснялось, что, когда автомобиль моей мамы был найден, на заднем сидении обнаружили голубое одеяло. В описании было сказано, что это было детское одеяло светло-голубого цвета с большими синими слонами. Фотография одеяла была прикреплена к делу как улика со второго места преступления.
— Голубой, — вырвалось из меня это слово, точно теплая частичка узнавания. — Я называла одеяло голубым, blue.
— Что? — Уилсон взглянул на фото, на которое я смотрела.
— Это было мое одеяло.
— Ты зазывала его голубым?
— Да. Как так получилось, что я помнила это одеяло, но не помнила ее, Уилсон? — Мой голос звучал твердо, но сердце раздулось и неистово билось, и я не знала, сколько еще я смогу вынести. Я отбросила папку, встала и стала ходить по комнате, пока Уилсон тоже не встал и не прижал меня к себе. Пока он говорил, его рука гладила мои волосы.
— Это не так уж трудно понять, любимая. У меня была игрушечная собака, которую маме в итоге пришлось у меня отобрать, потому что она была вся грязная и потрепанная. Ее стирали сто раз, несмотря на предостережение на этикетке, говорящее о том, что она развалится. Честер присутствует практически на каждой моей детской фотографии. Мягко говоря, я был сильно к нему привязан. Может быть, и ты была привязана к этому одеялу?
— Джимми говорил, что я постоянно повторяла слово «голубой». — Пазл сложился, и я замолчала на середине предложения.
— Джимми говорил, что я постоянно повторяла слово «голубой», — повторила я. — Вот почему он так назвал меня.
— Так вот, как ты получила это имя. — Уилсон был настроен скептически, но понимание уже отразилось на его красивом лице.
— Да… и все это время я, должно быть, просила свое одеяльце. Тебе не кажется, что ей следовало оставить его со мной, закутать меня в него, когда она бросила меня на стоянке для грузовиков? Что ей следовало бы знать, как страшно мне будет и как сильно мне будет нужно это чертово одеяло? — Я высвободилась из объятий Уилсона, отчаянно нуждаясь в кислороде. Однако грудь сдавило так сильно, что я была не в силах вздохнуть. Я чувствовала себя треснутой, и трещины эти распространялись со скоростью молнии по тонкому льду, по которому я шла всю свою жизнь. Я страдала, снедаемая ими. Я боролась за каждый вздох, пытаясь подняться на поверхность. Но из-за привязанного к ногам свинца я быстро тонула.
— На сегодня достаточно, Блу. — Уилсон привлек меня к себе и открыл дверь, подзывая кого-нибудь за ней.
— Она вынесла столько, сколько смогла, — услышала я его слова, и рядом со мной вдруг возник еще кто-то. Перед глазами все поплыло и потемнело. Меня опустили на стул и заставили прижать голову к коленям.
— Дыши, Блу. Давай, детка. Дыши как можно глубже, — шептал Уилсон мне на ухо. В голове слегка прояснилось, а лед, бегущий по венам, стал постепенно таять. Один вздох, затем еще. И еще. Когда ко мне вернулось зрение, у меня была только одна просьба.
— Отвези меня домой, Уилсон. Я больше не хочу ничего знать.
***
Мы покинули полицейский участок с копией всех файлов. Уилсон настоял, чтобы я взяла их, так же, как и контакты людей, чья кровь текла в моих жилах, но которые никогда не принимали участия в моей жизни. Пока мы ехали, я боролась с желанием вышвырнуть папку в окно и позволить страницам разлететься по дороге ночного Рено, позволить ветру подхватить сотни страниц моей жизни, предать их забвению и никогда не собирать их вновь.
Мы перекусили в автокафе, из-за усталости и подавленности не имея сил даже на то, чтобы оставить машину, не то что поговорить. Но от дома нас отделяло восемь часов пути, а наш самолет отправлялся только в восемь утра, поэтому мы нашли отель и заплатили за одну ночь пребывания. Уилсон даже не спросил, хочу ли я отдельный номер. А я и не хотела. В номере стояло две двуспальных кровати, и, как только мы зарегистрировались, я почистила зубы, стянула джинсы и нырнула в одну из них, моментально провалившись в сон.
Мне снились ряды бумажных кукол с лицами моей матери и детские одеяла какого угодно цвета, кроме голубого. Мне снилось, что я все еще в старшей школе, брожу по бесконечным коридорам в поисках Уилсона, но вместо этого натыкаюсь на толпы детей, которые не знают собственных имен. Я проснулась со слезами на глазах, в животе образовался комок из страха, что Уилсон покинул Рено, пока я спала. Но он все еще был здесь, в соседней постели, его руки обнимали запасную подушку, а темные взлохмаченные кудри контрастировали с белой простыней. Лунный свет проливал на него свои лучи, и я долгое время наблюдала за тем, как он спит, запоминая линию подбородка, изгиб длинных ресниц на щеках и движение губ, когда он вздыхал во сне.