Такое вот кино
Шрифт:
— Ну, вообще-то, о таких вещах говорят, Таня!
— Не знаю, — проговорила я в сторону, — я по своему жизненному опыту знаю, что об этом лучше в начале промолчать.
Сашка залпом допил вино. Поставил пустой бокал на стол, задумчиво шмыгнул носом.
— Ты ему про меня рассказывала?
— Имя не называла, — призналась я, тем самым соглашаясь с его мыслями и выводами.
— Отлично, — буркнул Емельянов, — представляю себе эту встречу родственников.
Я насторожилась.
— А в чём дело? У тебя
Генка, гад, захохотал, а Сашка люто глянул на меня.
— Нет у меня проблем! Но, чувствую, будут. Прямо нутром чую.
Я обиделась за отца.
— Мой папа не зверь. Он очень порядочный, добрый, весёлый и мягкий человек.
Генка в задумчивости покивал, соглашаясь со мной.
— Да, я его именно таким и знаю. И не только я.
Я подбородок рукой подпёрла, окончательно приуныв. Если честно, я тоже ничего хорошего от субботней встречи, если она состоится, конечно, не ждала.
Мы молчали, только Завьялов время от времени чуть слышно фыркал. А потом спросил:
— Ирина Алексеевна как поживает?
Я поглядела сначала в один угол кухни, потом в другой. Кивнула.
— Хорошо.
— Да, она как службу оставила, скучновато в городе стало. Она нас в тонусе держала. — Генка кулаком в воздухе потряс, а встретив мой взгляд, снова развеселился. — Я думал, что у меня тёща — не приведи никому Господь, а у тебя, Санёк, дело вообще труба. Что-что, а допрашивать Ирина Алексеевна умеет. А тесть ещё и ордер на обыск подпишет. А то и на арест.
Я после этой тирады только рот открыла, не зная, как реагировать, но хуже всего было от того, что сама понимала — я боялась именно того, о чем Генка с такой уверенностью говорит, поэтому и тянула, не знакомила Сашку с родителями, и ему ничего не говорила. Кому как не мне знать, как мои родители умеют выуживать из людей нужную информацию? Даже из собственных дочерей.
После ухода гостей мы с Сашкой долго молчали. Я убирала со стола, мыла посуду и думала о том, как теперь будут строиться наши с Емельяновым отношения. Я ведь всё прекрасно понимала. Даже если Сашка и не влез с головой в дела Филина, то у него всё равно могут быть основания держаться от милицейских чинов такого ранга подальше. И ещё неизвестно, как мои родители отреагируют на имя нового возлюбленного дочери. Если честно, я сильно переживала.
Домыв посуду, вышла на веранду и села на диван. Руки сцепила и стала смотреть на верхушки яблонь, что шелестели на ветру. Как мне показалось, долго сидела. Сашка, в конце концов, из дома вышел, ничего не сказал, просто присел рядом со мной. А я губу закусила, сходя с ума от того, что он молчит.
— Скажи мне, тебе есть чего бояться? Только правду, Саш.
— Глупости не говори.
Я повернулась к нему.
— Какие у тебя дела с Филином?
— Такие же, как и у тебя. Ты ведь тоже на него работаешь, забыла?
Я
— Да, конечно.
— Родители расспрашивали тебя о нём?
Я удивилась.
— Нет.
— Точно?
— Саш!
— Не расспрашивали — и хорошо. Странно, что всё это только сейчас выяснилось. Хотя… — Он усмехнулся, а я насторожилась.
— Что?
— Думаю, Кирилл отлично знает, чья ты дочь.
Я почему-то испугалась.
— Думаешь?
— Уверен. Просто не сказал никому.
— Почему?
Емельянов поднял руку и коснулся моих волос.
— Не пугайся ты так. Кирилл не бандит. Сейчас, вообще, другие времена. Наверное, ему даже на руку то, что ты на него работаешь в данный момент. Это показатель того, что его положение в городе изменилось. Раз даже твои родители не против твоего участия в его проекте.
Я смогла вдохнуть свободнее.
— Да, наверное. Они ведь мне ничего не говорили, ни слова…
— Вот видишь. Беспокоиться не о чем.
— Я о себе и не беспокоюсь. Я тебе вопрос задала.
— Таня, переадресуй этот вопрос своему отцу. Меня никто пока повесткой не вызывал.
— Ты темнишь, — расстроилась я. — Значит, что-то есть?
— Всегда что-то есть. А уж если кто-то захочет, то и на пустом месте что-нибудь появится. — Опомнился, и руку мне на плечо положил. — Не забивай себе голову.
Мы ещё помолчали, я иногда кидала на Сашку быстрые взгляды, и мне не нравилось его сосредоточенное лицо.
— Ты не хочешь с ними знакомиться, да? — озвучила я свои невеселые догадки. — Но ты и их должен понять. Они мои родители и беспокоятся за меня. Они хотят знать, с кем я… провожу столько времени. С кем я сплю, в конце концов!
— Разве я сказал что-то против?
— Ты не сказал. У тебя и без слов всё на лице написано. — Я с дивана поднялась, прошлась по веранде туда-сюда. Услышала, как Сашка усмехнулся.
— И что у меня написано на лице?
— Что ты сам удивлен, насколько я в твоем доме подзадержалась, — несколько язвительно проговорила я.
— Начинается, — недовольно проговорил он. — Изыскания в моей тёмной душонке.
Я остановилась, взглянула на него.
— А ты как хотел? Чтобы я молчала, пока тебе не придёт в голову сказать мне «прощай»?
— Таня…
— Я не прошу тебя ехать к моим родителям. Не хочешь — ради Бога. Только скажи мне об этом сейчас, чтобы я не краснела перед ними в субботу. Если ты думаешь, что я мечтаю лишь о том, чтобы привести к ним потенциального мужа, то ты очень ошибаешься.
— А ты замуж за меня собралась?
Я рада была, что на веранде достаточно темно, и он не может разглядеть выражение моего лица. Этот разговор назрел давно, я его боялась, а сейчас, слыша слова и интонацию Емельянова, понимала, что сбываются мои худшие опасения.