Такое вот кино
Шрифт:
— Ну что ты, как я могу? Но я должна как-то представить тебя родителям, вот и подумай, что я должна им сказать. Или ничего не говорить? Так, наверное, даже проще. Сиди в своём пустом огромном доме и жди, когда синяки заживут!
Я отвернулась от него, а Сашка поинтересовался:
— Кто-то захотел определённости?
— Думаю, время пришло, — не стала я спорить.
— А разве у нас её нет? До этого вечера всё было хорошо, мы обходились без нервотрепки. Ты родителей боишься, что ли?
— Не боюсь. Я их уважаю. И мне не всё равно, что они подумают. Саш, у тебя есть родители?
— Есть.
— Тогда что ты
Он со вздохом вытянул ноги, локоть на подлокотнике дивана пристроил, а на меня взглянул задумчиво.
— Успокойся, — попросил Емельянов спустя полминуты. — Хорошо? Я сделаю всё так, как ты хочешь.
Я застыла перед ним, чувствуя себя не на шутку обескураженной.
— Как я хочу? — Потом поклонилась, явно переигрывая, но удержаться от иронии не смогла. — Спасибо тебе. От всей души. Смотри, не перетрудись, когда будешь делать всё так, как я хочу!
— Таня! — крикнул он мне вслед, но я с веранды ушла и не забыла дверью погромче хлопнуть.
В спальню Емельянов пришёл минут через двадцать. Я уже успела лечь в постель, и даже свет в комнате выключила, не желая, смотреть на Сашку. Зажмурилась, когда он вошёл, и пожалела, что мне не хватило смелости и решительности уехать в город. Вызвала бы такси и уехала, что проще? Сашка сел на край постели, ко мне спиной, но раздеваться не спешил, раздумывал о чём-то или ждал чего-то мне неведомого. Он был таким знакомым для меня, и таким понятным, что в эти минуты, мне от этого было очень тяжело. Казалось, что я слышу его мысли. Они его не радовали, а меня и подавно. Я настолько расстроилась, что даже перестала притворяться спящей. Перевернулась на спину и стала смотреть на тёмный потолок, уговаривая себя не лить слёзы. Разве я чего-то другого от Емельянова ждала? Что он кинется мне в ноги, хоть когда-нибудь, будет убеждать, что любит, и всё у нас, как в кино? Может, и как в кино, но в кино не весёлом. Наверное, это плата за бурный и быстро развивающийся роман. Развивался он, правда, не по моей схеме, и это огорчало.
Сашка, наконец, повернулся, посмотрел на меня, потом протянул руку, и его ладонь прошлась по моему боку.
— Ты мне нужна, — сказал он. А я вместо того, чтобы обрадоваться его словам, горько усмехнулась в темноте, не надеясь, что дальше услышу что-то, способное меня успокоить. — Я не хочу тебя потерять. Но привычки менять трудно, — в голосе Емельянова мелькнула насмешка на самого себя. — Тань, мне тридцать три года, я никогда не был женат, потому что… Потому что не получалось сохранить отношения до дня свадьбы, о ней даже речи не заходило, если честно, всё кончалось гораздо раньше. И поэтому то, что ты хочешь от меня услышать сейчас… Потом ты скажешь, что я тебе врал. А я такой, какой есть.
— Саш, это самая дурацкая отговорка. Я тоже такая, какая есть. И я не могу жить одним днём. Я не умею. Я не хочу, в итоге, остаться ни с чем. Пройдёт ещё пара месяцев, полгода, год, а потом ты просто пожмёшь мне руку и вежливо попрощаешься? Ты ведь не любишь ссориться с женщинами, ты со всеми предпочитаешь расставаться по-дружески, — съязвила я.
Он хмыкнул.
— Это тебе кто рассказал? Ника?
— Да какая разница? — Я села и привалилась спиной к спинке кровати. Руки на груди сложила. — Я рассказываю тебе о том, что для меня важно. А родители для меня важны и их мнение, и о человеке, которого я люблю, в том числе, тоже важно. И я не понимаю, что тебя в
— Только не реви.
— Я не реву. — Шмыгнула носом и поторопилась смахнуть слёзы.
Сашка поднялся, заохал негромко, но с кровати встал и начал раздеваться. Я наблюдала за ним, и морщилась, когда понимала, что ему особенно больно. Он джинсы расстегнул, а когда они сползли на пол, Емельянов через них переступил и ногой в сторону откинул. И вдруг спросил:
— Ты, правда, меня любишь?
Вот был бы у меня в руках пистолет, в эту секунду я бы выстрелила без всяких раздумий и сожалений. И именно в него выстрелила, в этого дурака. Поэтому и отвечать не стала. Сползла по подушке и повернулась к Сашке спиной, натянула на плечи одеяло. Он лёг и без всяких колебаний придвинулся ближе ко мне, обнял. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, Сашка носом в неё ткнулся и молчал, а потом сказал:
— Если бы ты знала, как я боюсь тебя разочаровать. Я не играю в любовь, солнце, я уже давно разучился. И понятия не имею, что у меня получится.
Я развернулась в его руках.
— Ты меня любишь? — спросила я, а Сашка удивился.
— Это простой вопрос?
— Ты любишь меня? — повторила я тише и отчаяннее.
— Я хочу, чтобы ты была рядом. Это любовь? Тогда да.
Мысли в голове были тяжелы и неповоротливы. Суть нашего разговора и от меня ускользнула. И, в конце концов, я пришла к выводу:
— Ты сам себя запутал.
Сашка улыбнулся.
— Ну… Я долго старался.
— Это точно. — Я руку из-под одеяла высунула и обняла этого дурака. — Мы с тобой совершенно друг другу не подходим, думаешь, я этого не понимаю? Мы на жизнь смотрим совершенно по-разному. Я это ещё в самолёте поняла.
— Как я про секс?
Вот как тут было не улыбнуться? Улыбнулась и согласилась:
— Как ты про секс. Каждому своё, как говорится.
— А, по-моему, ты всё преувеличиваешь. Чем плохо, что мы разные? Тебе так хочется, чтобы я поминутно признавался в любви и пел серенады? Хотя, серенады я могу, ты же знаешь.
Я прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать.
— Не шути, не тот момент.
Он голову опустил и прижался лбом к моему плечу.
— Таня, — жалобно проговорил Емельянов и замолчал. Опять кто-то упрямый внутри него приказал ему заткнуться. Вместо продолжения объяснений я почувствовала прикосновение его губ к своему плечу, они двинулись дальше, к шее, затем спустились к груди. Кажется, это единственный способ, которым Александр Емельянов в состоянии выражать свои чувства по отношению к женщине. Я попыталась пыл Емельянова остудить.
— Тебе ещё нельзя.
— Мне лучше знать, можно мне или нельзя. — Одеяло в сторону откинул, навис надо мной, поцеловал, обхватив твёрдыми пальцами мой подбородок, но уже через пару минут, неловко повернувшись и подхватив меня под спину, взвыл и рухнул рядом, пытаясь отдышаться. Рукой схватился за рёбра. Я на постели села, поправила на плечах бретельки сорочки, потом поднялась, чтобы вернуть на постель одеяло, которое Сашка на пол сбросил в порыве страсти. Он совершенно несчастно вздыхал, а я одеяло на него накинула и вернулась в постель, правда, ложиться не торопилась, присела рядом с Емельяновым, поджав под себя ноги, и разглядывая его.