Такое вот кино
Шрифт:
— Ты ведь не собираешься с ней ругаться? — спросил Сашка за завтраком, когда я поведала ему о своих планах.
Я сделала вид, что удивилась одному только предположению.
— С чего бы?
Емельянов усмехнулся.
— Вот и я об этом. Не с чего. Неделя прошла, и вспоминать все её намёки за ужином…
Я чашку на стол поставила.
— Саша, ты специально? Теперь я всё вспомнила.
— Уж лучше сейчас, чем внезапно, при виде сестры. Настрой себя позитивно.
Я щёку рукой подпёрла, на Емельянова взглянула серьёзно.
— Скажи
— Нет.
— Нет?
— Ты не скандальная. Тебя только на Дарью почему-то клинит.
— Повод задуматься, — пробормотала я.
— Задумайся. — Емельянов из-за стола поднялся, наклонился, чтобы меня поцеловать, и добавил: — Может, это ревность? Она младшая.
Я только фыркнула, причём возмущённо.
— Вот ещё! Папа меня всегда больше любил!
Сашка улыбнулся и кивнул.
— Ну, тогда я спокоен. Это не ревность.
Я пихнула его в живот, и поняла, что настроение точно испорчено. Я ревную родителей к Дашке? Да она никогда не была примерной дочкой! Это со мной всегда нянчились, сюсюкали и обо мне беспокоились. А Дашка, как кошка, всегда гуляет сама по себе.
Противный внутренний голос откровенно хмыкнул и предположил: тогда не ревность, а зависть?
— Заткнись, — приказала я ему разозлённым шёпотом.
Емельянов в кухню заглянул.
— Я уже молчу.
А я вздохнула и созналась:
— Это я не тебе.
Он моргнул, секунду раздумывал, затем якобы обеспокоено качнул головой. А когда проговорил:
— Понятно, — голос его был понимающим, но встревоженным. Я на Сашку посмотрела, готовая повторить просьбу заткнуться уже для него, и он рассмеялся.
До дома родителей Емельянов меня подвёз. Я задержала взгляд на окнах квартиры, потом посмотрела на часы, а уже после этого на Сашку. Ободряюще тому улыбнулась.
— Я позвоню тебе позже, когда закончу в центре. И привезу наброски для рекламного ролика.
— Буду ждать. У меня сегодня встреча с режиссёром. — Сашка откровенно скривился.
— Саш, если он тебе не нравится, нужно найти другого.
— Вот сегодня и решим, нравится он мне или нет. Он представит свою идею, а мы свою. Интересно, за что я плачу рекламщикам?
Я по плечу его погладила.
— Всё будет нормально. Я днём ещё подумаю над деталями, и всё обсудим.
Мы поцеловались на прощание, поцелуй показался мне слишком формальным, и я Сашку за шею обняла, крепко, и поцеловала ещё раз. Он рассмеялся, когда я отстранилась.
— Иди, страстная белокурая Жазель.
Я из машины вышла и ручкой любимому сделала.
Дашка, судя по всему, ещё спала. Хотя, ничего удивительного. Для неё девять утра — безумная рань. Я всегда удивлялась, как она на работу встаёт. Когда работает, конечно. Я входную дверь захлопнула, оглядела полутёмную прихожую, даже принюхалась зачем-то. Пахло духами сестры, дорогими и изысканными. Больше ничем. Скинула босоножки, сумку на тумбочку у зеркала поставила, и прежде всего заглянула на кухню. Конечно,
Я прошла мимо закрытой двери в комнату сестры, вошла в свою спальню, и первым делом открыла окно, показалось, что в комнате душно. После Сашкиной спальни, занимавшей едва ли не треть второго этажа дома, моя комната, в которой я прожила почти пятнадцать лет, показалась мне тесной. Это было удивительное открытие, и я даже минуту стояла и оглядывалась. Потом шкаф открыла. Ряд платьев и костюмов значительно поредел, я рукой по нему провела, раздумывая, стоит ли что ещё в Яблоневку забрать.
— Это ты.
Я обернулась на голос сестры. Дашка стояла в дверях, одетая лишь в шёлковую пижамку и отчаянно зевала.
— Что ты так рано?
— У всех нормальных людей уже рабочий день начался, Даша.
Она усмехнулась.
— Хочешь сказать, что я не нормальная?
Я лишь плечами пожала. Всё-таки достала вешалку с платьем, которое не носила с прошлого года, оглядела его придирчивым взглядом, прицениваясь. А сестре призналась:
— Заехала тебя проведать.
— Настоящая сестринская забота.
Я глянула на неё.
— Не язви.
Дашка прошла в комнату и села на мою кровать.
— Тогда я тебе скажу, что у меня всё хорошо.
— Я видела. Раковина полна посуды, а холодильник пустой.
— Есть надо меньше, Таня. Сколько раз тебе говорила.
Я обернулась к ней.
— Что ты этим хочешь сказать?
Дашка тут же руки вскинула, сдаваясь.
— Ничего, ничего. Почему ты всё в штыки воспринимаешь?
— Потому что ты этими штыками пользуешься.
— Злишься на меня, да? Из-за субботы?
— Какой смысл на тебя злиться? Я прекрасно знала, как ты себя вести будешь.
— Ну, не только же тебе меня высмеивать.
— Я никогда тебя не высмеивала. Если хочешь знать, это называется беспокойством. Нельзя смеяться над тем, как ты выстраиваешь свою жизнь.
Дашка глаза округлила, что ей, кстати, совсем не шло.
— А как я это делаю?
— Например, спишь до обеда. — Я, в конце концов, махнула на неё рукой. — Всё это бесполезные разговоры, я знаю.
Но Дашка уже недовольно поджала губы, а на меня смотрела с откровенной претензией.
— То есть, когда ты не работаешь по несколько месяцев, это ничего, а я, значит, только сплю до обеда!
— Если я не работаю, Даша, я хотя бы переживаю, и работу ищу, а ты слишком быстро входишь во вкус. Скажешь, не так? Ты никогда в жизни работать не хотела. В этом разница.
Дашка руками всплеснула и неприятно ухмыльнулась.
— Ну, конечно. Теперь у тебя есть возможность меня наставлять и учить жить.
— То есть?
— А что, разве не так? Признайся, ты ведь всегда об этом мечтала. Хоть в чём-то меня обойти.