Талая вода
Шрифт:
– В его работах словно сошлись Европа и Азия, – сказала она, представляя картины, – Он пишет так, как писали импрессионисты, но рассказывает о своем. В его полотна хочется войти, лично мне прежде хотелось войти лишь в работы Ван Гога и Константина Коровина. Мы не сомневаемся, что у Бату – огромный потенциал, а у его таланта – большое будущее. В прошлом году в Москве состоялась его выставка, она была хорошо принята публикой, а несколько картин ушли в частные коллекции.
Представители Кристис не возражали, они кивали, разглядывали фотографии и улыбались, в их глазах невозможно было прочесть и намека на окончательное решение, за приветливыми масками таилось холодное безразличие, отчего Юля почувствовала себя неуютно. Хотя с радостью приняла предложение Стивена, одного из молодых стажеров, сопроводить ее в Национальную галерею.
– Я так устала от борьбы с вашим метро, – честно призналась она.
Из галереи они вышли в необычайном воодушевлении, и в восторге Юля даже рассказала о своем желании посетить музей на Бейкер-Стрит.
– Я люблю Рубенса, – восхищенно произнес Стивен, – Чувственность в его картинах кажется такой необычной и странной для того времени.
– Я в принципе обожаю фламандцев, – согласилась Юля, – Но если бы в Рубенсе было больше от Брейгеля, я любила бы его сильнее, если ты понимаешь, о чем я! Прости, иногда я запутанно выражаю свои мысли.
– Нет-нет, я прекрасно понял, – рассмеялся Стивен, – Хотя я уже заметил, что люди из других стран мыслят иначе, ты заметила?
– Я не так много общалась с людьми из других стран, – призналась Юля. – В основном с клиентами. Моя сестра живет в Германии, но я ни разу так и не была у нее. Хотя, она тоже жалуется на разницу менталитетов. Говорит, немцы слишком серьезные.
– Я собираюсь отправиться года на полтора в путешествие, посмотреть мир, – заметил ее спутник, и Юля не могла не сообщить, что и это желание представляется не только странным, но и совершенно невыполнимым с точки зрения русского менталитета. Как это – оставить семью! Как это – оставить работу!
– Мы просто не можем себе этого позволить, – вздохнула Юля, – Хотя, наверное, это незабываемое приключение!
– Куда бы ты поехала в первую очередь?
– В Амстердам и Гаагу. Потом в Нью-Йорк, посмотреть музей Метрополитен. Лувр и Орсэ в Париже. Музей Прадо в Мадриде. Памятники Индии и Великую китайскую стену…. Мне еще столько всего нужно посмотреть, – рассмеялась она.
Так, разговаривая, они добрались до ее отеля, потом Стивен сообщил, что неплохо было бы поужинать, они зашли в бар, где взяли традиционный английский «фиш-энд-чипс» с элем, после чего жизнь показалась совершенно волшебной. И кто говорил, что в Англии невкусно кормят? Совершенная ерунда! И рыба, и картошка оказались великолепны, чего уж говорить про эль! Однако достаточно скоро выяснилось, что британцы быстро хмелеют, потому что Стивен после двух пинт вдруг стал смелее, веселее, в его взгляде и повадках появилась незамеченная ранее лихость, он стал говорить громче, размахивать руками, все чаще поминая чувственность Рубенса и его женщин, особенно Елену Фурман, а потом вдруг заявил, что им пора бы подняться в номер к Юле, время позднее, а завтра – ранняя встреча. Заметив Юлин изумленный взгляд, он смутился.
– Нет, я просто подумал… Но если ты против, то нет проблем. Тогда я, пожалуй, пойду, – он не казался ни огорченным, ни разочарованным.
– Я сожалею, если мои действия можно было неправильно понять, – с искренним огорчением ответила Юля. Стивен меж тем вежливо простился, мило улыбнулся, давая понять, что произошедшее не более чем недоразумение, к которому не стоит относиться серьезно, и исчез.
Сидя в одиночестве за барной стойкой Юля допивала эль. Пожалуй, пинты для нее слишком много. Но не оставлять же. Уже так поздно, нужно скорее идти спать, завтра столько работы! Нужно написать отчет для Кристис… Да и бармен смотрит на нее подозрительно. Интересно, это прилично, если девушка сидит в баре одна? И чего хотел Стивен? Неужели в этой стране, если коллеги пошли в галерею, посмотреть картины, а потом выпили в баре по бокалу, это – свидание? И оно непременно должно окончиться в номере отеля? Нет, для нее это уж слишком экстремально. Многие, например Сашка, воспринимают командировку, как повод для внеочередной романтики, но она-то приехала именно работать, и потому…
– Юля? – услышала вдруг она. Не в силах поверить, что не спит, Юля обернулась. И увидела Матвея: пересекая холл, он шел прямо к ней.
– Что ты здесь делаешь? – изумленно спросила она. И в этом вопросе было все: и безумная радость от встречи с ним, и страх, что он видит ее за стойкой в одиночестве с бокалом в руке, и недоумение как он оказался в Лондоне, и неуверенность в том, что она хорошо сейчас выглядит, и «пути Господни неисповедимы»… Но главной все-таки стала радость.
Казалось, он тоже обрадовался.
– Я приехал на встречу, в Кристис, – пояснил он. – Мы готовимся к русской неделе. Полагаю, ты тоже?
– Почему не через нас? – спросила Юля. – У НАДа большой опыт в организации таких мероприятий!
– Спроси у Германа, – Матвей пожал плечами.
– Он тоже здесь?
– Нет, у него возникли срочные дела в Германии. Планировалось, что полетит он, но пришлось ехать мне.
– Как же я рада! – Юля не смогла сдержаться.
– Признаться, я тоже!
Она не могла не отметить, что его улыбка была абсолютно искренней, но в голосе звучали нотки сомнения. Что его беспокоит? Что Юля помешает его работе? Его досугу? Он встречается с кем-то в Лондоне? Ничего этого она не знала, просто почувствовала его сомнения и неуверенность.
– Ты в каком номере? – спросил он.
– В двести пятнадцатом. А ты?
– В двести восьмом. Соседи, – он взглянул на часы. – Мне надо сделать пару срочных звонков. Хочешь, зайду к тебе попозже, поболтаем?
Она согласно кивнула, вспомнив, что он уже говорил это «поболтаем», тогда, у него дома. Это были чудесные мгновения, которые она и не надеялась больше пережить.
– Почему ты мне не звонил? – спросила вдруг она, когда они шли по коридору к своим номерам.
– Я утопил телефон, – спокойно ответил он.
Это прозвучало совершенно правдоподобно, и Юля бы обязательно поверила, если бы не умела безошибочно отличать фальшь. Я могла бы быть отличным помощником для Шерлока Холмса, печально подумала она, войдя в свой номер.
На следующий день Юля была рассеяна и несобрана. Она старалась выполнять свои обязанности, но мысли ее постоянно отвлекались, она чувствовала, что витает в облаках – она ждала вечера.
Вечером Матвей встретил ее на Тауэр-бридж. Он был в светлом плаще, с длинным зонтом-тростью, в шарфе «Burberry» и в его облике было столько невыразимой элегантности, что Юля снова почувствовала себя деревенской девчонкой. А ведь она надела лучшее платье, и любимый пиджак, она так старалась выглядеть безупречно! Однако она придала себе уверенный вид и радостно улыбнулась.
– Пошли смотреть воронов? – сказал он, приветствуя ее, – Лично меня, когда я читал истории про Тауэр, больше всего интересовали вороны. Почему они продолжают там жить, почему не улетают?
– Меня, признаться, больше интересовали истории про разбойников Шервудского леса. Робин Гуд, Малютка Джон, Леди Мэриан… Ворон я всегда не любила.
– Это не вороны, а вороны. Мудрые королевские птицы! Совсем другое дело!
Юле хотелось сказать, что она готова смотреть летающих воронов, ныряющих пингвинов, жующих гиппопотамов, плюющих верблюдов, лающих гиен, спящих лемуров, кого угодно, лишь бы быть рядом с ним. Он понял это по ее глазам, ласково улыбнулся в ответ и поправил ее волосы, которые растрепал сильный порыв ветра. В этой древней твердыне всегда сильный ветер. И всегда мрачно, ведь Тауэр долгие годы был темницей для вольнодумцев и политических заключенных. Выслушав готические истории гида о многочисленных казнях, самоубийствах и четвертованиях, о виселицах и гильотинах, подземных тюрьмах и пытках, они почувствовали облегчение, когда вышли наконец на улицу. Правда тут же полил дождь, Матвей открыл зонт, и Юля спряталась под ним. Они забежали в метро и направились на станцию Вестминстер. Однако вышли почему-то на Оксфорд-стрит и застыли, пораженные сияющей рекламой музыкальных театров: в России еще не было ни моды на мюзиклы, ни таких ослепляющих светоинсталляций.