Талая вода
Шрифт:
Юля мечтала, что если останется время, она добежит до Эбби Роад, чтобы увидеть первую звукозаписывающую студию «Битлз». Надька слушала «Битлз», и ноты «Белого альбома», «Элинор Ригби» и «Your mother should know» навсегда врезались Юле в память, вызывая прочную ассоциацию с детством. Как Надька с наушниками на голове, подпевала, пританцовывая в своей комнате, а когда мамы и бабушки не было дома включала старенький проигрыватель на полную громкость и тогда волшебная музыка лилась из окна на улицу, рок-н-ролл растекался по деревне, привлекая к их дому таких же битломанов. Она сфотографирует эту студию и купит там кружку и кепку для Надьки, то-то будет радости! Сама же она хотела посетить дом 221-Б на Бейкер-стрит, потому что не было книжного героя, который был бы ей так же близок, как Шерлок Холмс.
Юля с детства чрезвычайно много читала, и порой она задумывалась над тем, почему из всего огромного многообразия персонажей она ощущала такую невероятную душевную близость именно с этим худощавым меланхоличным англичанином, живущим в далеком Лондоне, в другом веке, и более того – не имеющим никакого отношения к искусству.
Впоследствии ей казалось, она нашла ответ на этот вопрос. Холмс несомненно не проживал свою жизнь зря. Он помогал людям. Он умел дружить. Он был честен, благороден, кроме того с энтузиазмом работал, проявляя порой активность, а порой и настоящий героизм, чтобы достичь цели, к которой шел, не останавливаясь перед трудностями. И однако… почти все свое время он проводил в уютной комнате, сидя в халате у камина с трубкой, играя в шахматы с другом доктором или просто размышляя.
И Юле хотелось бы жить так: приносить столько же пользы окружающим, не отходя от камина, не снимая любимого халата. И кроме того, кажется, Холмс был счастлив.
Покинув отель, Юля прошлась по улице, спустилась в метро, и вот тут возникли первые трудности.
Сначала она поняла, что не может купить билет, потому что касса не работает, и билет следовало покупать в автоматической машине, а она понятия не имела, как ею пользоваться. Следующей трудностью стало понимание, что проездной на неделю стоил почти пятьдесят долларов. Эх, где же Герман Шульц с его купюрой! Суточные ей выделяли мизерные, едва хватит пообедать. Хорошо, что она прихватила с собой немного личных денег.
Подумав, Юля решила купить билет на две поездки, воспользовавшись помощью проходившего мимо молодого англичанина. Тот был слегка навеселе, разглядывал девушку как диво-дивное, и не переставал восхищаться ее красотой.
Проведя на улицах Лондона чуть больше получаса, Юля уже успела заметить, что здесь все отличается от Москвы. И прежде всего, отличалось отношение прохожих: мужчины, идущие навстречу, улыбались, здоровались, кивали и не уставали говорить комплименты! Неужели, тут до сих пор остались настоящие джентльмены? Или, кажется, здесь она считается красавицей! Последняя мысль приободрила ее и помогла почувствовать себя увереннее, что пришлось очень кстати, потому что спустя еще четверть часа выяснилось, что она не знает, как пользоваться метро.
Вроде бы она тщательно изучила схему, вроде бы бесконечно долго блуждала по лабиринту узких обшарпанных тоннелей, с обклеенными рекламой стенами, тут были постеры мюзиклов, выходящих фильмов, социальная реклама. Все это смотрелось ново, в Москве тоже появилась реклама, но, конечно, она была куда более скромной и ее было значительно меньше. Но как же здесь некрасиво, даже убого, как неудобно! Юля приглушенно вскрикнула, когда увидела стаю крыс, бегущую вдоль рельс внизу платформы. Однако, чуть погодя, она поняла, что негативная оценка, данная ею лондонскому метро, оказалась завышенной, оно не дотягивало даже до «удовлетворительно», потому что сев в поезд, Юля приехала вовсе не туда, куда должна была.
Очень странно, изумилась девушка, вернулась назад, перешла через платформу, снова проверила схему и указатели на стенах. Вроде бы она сделала все правильно. Подошел поезд, раскрылись двери, и Юля вошла в вагон. Что ей понравилось – так это мягкие плюшевые сидения ярко-синего цвета, пожалуй, более удобные, чем в Москве. Ну и конечно, не так много народу. Но где же станции, прекрасные, как залы музея? Всего этого здесь не было и в помине.
Московское метро – самое красивое в мире, вспомнила Юля, а потом двери открылись, и она обнаружила, что снова приехала не туда.
Когда после третьей попытки, она со слезами на глазах подошла к убиравшему станцию пожилому мужчине в оранжевой жилетке, он долго хохотал, отворачивался, не в силах сдержаться, потом принимался хохотать снова.
А после, когда он объяснил, в чем дело, пришел черед Юли смеяться! Это же надо! С одной станции здесь ходят поезда разных веток, ты должен, выгнувшись над платформой, словно гигантский вопросительный знак, смотреть поезду «в лоб», чтобы увидеть, разглядеть мелкие светящиеся буквы, обозначающие направление!
– Это нелепо и чудовищно, – подумала она, добравшись, наконец, до нужной станции. Примерно полчаса занял поиск выхода из подземки.
Домой Юля вернулась значительно позже, чем ожидала, однако в сумочке ее лежал драгоценный билет на мюзикл «Кошки», купленный за те же пятьдесят долларов. И снова Юля вспомнила Германа Шульца. Почему ее мысли так часто возвращаются к нему? Она привыкла, что хоть и не обладает интуицией бабушки Зины или Нади, редко задумывается над чем-то не значимым, не важным. А следовательно, Шульц был чем-то важным в ее жизни. Разве? Она бы так не сказала! Ей никогда не нравились подобные роковые мужчины, да и она вряд ли запомнилась ему, сколько таких девушек он видел за свою жизнь!
Итак, билет на мюзикл за пятьдесят долларов, места на балконе. В то время как в России билет на балкон можно было купить за десять-двадцать рублей. Как вообще билет в театр может стоить так невообразимо дорого? Этого Юля не понимала. Хорошо, что ей платят пусть и маленькие суточные!
Очень уставшей, но счастливой, словно рыцарь, победивший чудовищного дракона, потому что в наши дни чудовище, подобное лондонскому метрополитену, водится разве что еще в каменных джунглях Нью-Йорка, она легла в кровать и заснула. И сон ее продолжался до тех пор, пока его не прервал звонок будильника. Вероятно, самый неприятный из всех звуков, существующих на планете.
Юля надела синий деловой костюм, состоявший из пиджака и юбки, причесалась, подкрасила ресницы и губы, спустилась в столовую, наспех позавтракала, выпила кофе и отправилась на встречу. После пережитого вечернего ужаса, дракон-метро наутро показался ей уже не таким страшным.
В этот раз у НАДа была неплохая коллекция старинной мебели, предметы русского декоративного искусства, ювелирные изделия, яйцо Фаберже, фарфор Санкт-Петербургского завода, кроме того картина Фалька.
Но больше всего надежд Юля возлагала на картины Бату Халаева, молодого казахского художника, перебравшегося в Россию. Ей нравилось, как он пишет, и девушке, как и любому эксперту, хотелось сыграть свою роль в судьбе мастера, стать для него крестной матерью в искусстве, открыть миру уникальность таланта живописца. Не каждому эксперту выпадает шанс зажечь звезду, но Юля надеялась, что ей повезет однажды.