Там, где растут подсолнухи
Шрифт:
— Я рада тебе, — сказала она, придвигаясь к нему, — я всегда рада тебе.
Она и не думала, что ей снова удастся достигнуть оргазма, но когда он уже был близок к концу, она была вместе с ним. А над ними с неба падали звезды, и весь мир погрузился во тьму, в которой они были одни, медленно возвращаясь к реальности.
Это было чудесное время, когда они делили друг с другом удовольствие в своем уютном замкнутом мирке. Они гуляли босиком по песку, позволяя волнам омывать их ноги. С аккуратно подвернутыми брюками,
Они собирали устриц при отливе, и Блайт учила Джаса, как есть их прямо из ракушки. Они ловили рыбу со скал и готовили свой улов на костре на пляже. Иногда она просила Джаса сыграть для нее. И он играл. И тогда лились легкие мелодии, страстные любовные песни и ирландские старинные баллады, которые так любила его учительница музыки.
Блайт слушала, свернувшись калачиком на софе и положив подбородок на руку. Унесенная вихрем музыки, она следила за движениями его головы, за тем, как его руки касаются клавиш. Ее взгляд приковывала игра мышц на его спине под рубашкой.
Роясь однажды в его книжном шкафу, она наткнулась на красивую диаграмму в математической книжке, которую тут же перенесла как узор на горшок для цветов. Когда Джас натыкался на очередную стену в своих размышлениях и выкладках, он работал с Блайт в саду.
Он помогал чинить ее сельскохозяйственную технику, и однажды она с уважением признала:
— Ты, похоже, на все руки мастер.
Он усмехнулся.
— А ты думала, я неумеха? Я неплохо знаю всю эту машинерию. Когда я был ребенком, мне приходилось чинить газонокосилки.
— Например, у мисс Пейдж?
— У тебя хорошая память. Она порекомендовала меня своим знакомым, и меня стали приглашать подстригать лужайки.
— Но ты же никогда не стрижешь лужайки здесь у себя.
— А мне нравится высокая трава. — Он многозначительно посмотрел на нее. — Я думаю, тебе тоже она нравится. Хочешь, чтобы я подстриг твою лужайку?
— Да нет! Просто я удивилась, что ты так хорошо в этом разбираешься.
— Спасибо за комплимент. — Он потянулся влажными ладонями к ее растрепанным волосам, глядя на маленький завиток, выбившийся из ее прически, и нежно поправил его пальцем.
— Я всегда хотел понять природу, а не подстраивать ее под себя. Хотя… если я докажу свою теорему, мы сможем предсказывать и даже предотвращать природные катаклизмы, — он невольно взглянул на крышу ее дома, — даже циклоны.
Между ними пролетела маленькая черная бабочка. Она едва коснулась плеча Блайт и полетела дальше, махая черными крылышками в оранжевых пятнышках.
— Она подумала, что ты цветок. — Джас мягко рассмеялся.
Блайт тоже рассмеялась, глядя на улетающую бабочку, танцевавшую в летнем солнечном воздухе.
— Она ошиблась.
— Я ее понимаю. Это естественная
— Можно ли подумать, что она или одна из ее родственниц способны вызвать циклон?
— Что? — Блайт удивленно взглянула на него.
— То легкое движение воздуха, которое вызывает биение крыльев бабочки, может быть началом процесса, который со временем перерастает в циклон — даже на другом конце мира. Это положение входит в теорию хаоса.
— Но эта теория не имеет никакого отношения к реальности, — да?
— Совсем наоборот. Именно как хаос можно описать поведение частиц, из которых состоит наш мир. Во всем есть своя логика, и когда-нибудь мы сможем увидеть и измерить это.
Протягивая широкую горизонтальную сетку, поддерживающую стебли самых высоких растений, Джас спросил:
— У некоторых цветов столько бутонов, ты что, подкармливала их специально?
— Нет, эти цветы неправильно развиваются. Они больны, и, скорее всего, я их срежу.
— Интересно, почему так получается. — Он внимательно оглядел цветы. Блайт рассмеялась.
— Все-то тебе интересно, — поддела она его.
— Я просто говорю тебе, что цветы очень интересны. Проводятся целые научные конференции, в журналах пишутся статьи, посвященные их изучению.
— Я думала, ты говоришь с сарказмом.
Он поймал ее за талию и обнял обеими руками.
— Только не с тобой. Это будет все равно что обрывать лепестки у беззащитного цветка.
Блайт посмотрела ему в глаза и увидела там жаркий огонь желания, но кроме этого было в них что-то пугающее и вызывавшее беспокойство. Почувствовав себя неуютно, она заерзала в его объятиях.
— Пусти, — произнесла она неуверенно, — я такая грязная.
У нее на руках были перчатки, перепачканные в земле, наверное, и одежда и лицо тоже были грязными.
— А мне плевать. — Он прижал ее к себе и поцеловал так крепко, что ей стало больно.
Когда он наконец отпустил ее, Блайт отступила, прижав руку к губам. Ее сердце бешено заколотилось. Девушка посмотрела на него с укором.
Джас закрыл глаза и тряхнул головой, будто прогоняя прочь наваждение.
— Прости, — сказал он, протянул руку и дотронулся до ее лица, а потом вдруг резко отдернул, скривившись. — Я тоже грязный.
Она отступила еще на шаг назад, и он вздрогнул.
— Блайт, я грубая и бестолковая свинья. Как я мог забыть, какие мягкие и нежные у тебя губы? Это в последний раз, обещаю.
— Все в порядке. Я прощаю тебя.
— Тебе не стоило бы меня прощать, спасибо. — Он наклонился вперед и поцеловал ее в щеку.
Звук подъезжающей машины отвлек их. Блайт повернулась и поднесла руку к глазам.
— Это мама с папой приехали.
— Ну, я пошел, — пробормотал Джас.
— Но они будут рады тебя видеть.