Там, где сердце
Шрифт:
Я рисую ладонью круги у нее на спине.
— Понимаю, о чем ты.
— Да?
Я киваю.
— Да. Что я ощущаю рядом с тобой, какие чувства ты во мне вызываешь? — я пожимаю плечами, не в состоянии подобрать слов. — Я никогда ничего подобного не чувствовал. Не знаю, что это значит или что с этим делать, но ощущения рядом с тобой настолько сильные.
— Я не об этом, хотя… — она выводит пальцем узоры на моей груди. — Я говорила не об этом.
— Тогда о чем?
Следует долгая пауза, а затем она шмыгает носом и прижимает открытую левую ладонь к моей груди — она сняла кольца. На их месте бледные, незагорелые полоски кожи.
— У меня было что-то удивительное с… с… с Оливером. Это было действительно удивительно. По-настоящему. Когда-то, в той прекрасной жизни. Но… это? — она снова всхлипывает, прижимая кончики пальцев к моей груди. — То, что происходит между нами — это какое-то сумасшествие. Это так… сильно. Я что-то чувствую, Лок… я что-то чувствую рядом с тобой. То, чего никогда раньше не чувствовала. Я даже не подозревала о существовании таких сильных, диких ощущений. Мне от этого больно. Это сбивает с толку. И сильно затягивает.
— Найл, я…
Она не дает мне закончить.
— Я хотела тебе сказать, чтобы ты уезжал. Не знаю, как… как примириться с тем фактом, что у тебя… у тебя…— она, видимо, даже не может произнести этого, поэтому кладет свою левую руку мне над сердцем, ощущая его удары, словно стук барабанов в моей груди, и продолжает прерывистым шепотом, — у тебя его сердце. Ты не такой, как он. Я не имею в виду, что это плохо. Просто вы совершенно разные. Но в тебе его… сердце. У тебя мое… у тебя сердце моего Олли, — на этом слове ее голос срывается.
Я делаю еще одну попытку, хотя не знаю, к чему это приведет.
— Черт, Найл. Мне жаль. Я хотел бы …
— Нет! — огрызается она. —— Оставь эти свои гребаные попытки. Это не вернет его, и я не собираюсь больше думать, что лучше бы ты не жил. Потому что… потому что я, наконец, начала чувствовать, Лок. С самого момента его смерти я находилась словно в оцепенении. Все, что я чувствовала — это боль, гнев и смятение. Я была совершенно потеряна. И не могла продолжать испытывать эти чувства, не могла прогнать их или взять под контроль, поэтому я просто… заставила себя оцепенеть. Вино, виски, работа, дом. Каким-то образом заставить себя уснуть, а утром снова отправляться на работу. Я просто… существовала, пока не оцепенела. А потом появился ты… и я… Я, наконец, снова ожила, Лок. И дело в том, что снова стать живой чертовски больно. Это так сильно больно, Лок.
Теперь она плачет, говоря все это сквозь слезы.
— Это больно. Я чувствую боль. Не знаю, как можно жить без Олли. Не знаю, как… как позволить себе чувствовать что-то хорошее, не ощущая себя виноватой, потому что его здесь нет, чтобы разделить это со мной. Потому что кто-то другой вызывает эти хорошие чувства во мне. Как я могу это допустить? Он был любовью всей моей жизни. Но он ушел, и я не должна больше чувствовать себя хорошо, так ведь? Но я… я хочу получить все эти радости. И я ни хрена… Боже, я не могу насытиться теми ощущениями, которые вызываешь во мне ты. Я ненавижу себя за это, но… хочу большего и не могу остановиться. Я тоже мастурбировала, представляя тебя, перед тем, как сюда приехать. Ничего не могла с собой поделать. И, приходя сюда, я тоже не могла справиться с собой, хотя знала, что мы сделаем это, знала, какие чувства это вызовет во мне — мне будет так хорошо и так плохо одновременно. Не просто хорошо или плохо, а будет противоречивое состояние. Вина. Боль в животе и головокружение от предвкушения, и сильное желание получить больше, которое я не в силах сдерживать. Мне это нужно, Лок. Нужны эти ощущения, которые ты пробуждаешь во мне. Ведь это означает, что я живу. Я не могу чувствовать себя живой без Олли. Но знаю, что должна. Должна жить. Должна… двигаться дальше. Должна отпустить его. Но как? Как, Лок? Как мне это сделать?
— Я не знаю, — шепчу я. — Не знаю.
Внутри у меня сейчас столько всего. Вина. Желание. Смущение. Страх. Все это ложится друг на друга слоями вокруг другого чувства — нового, которому у меня нет названия. Оно даже не укладывается у меня в голове. Это огромной силы эмоция, сконцентрированная вокруг Найл, и, на самом деле, секс здесь ни при чем. Как и ее тело. И даже не мое сердце — то сердце, что у меня в груди. Это… нечто большее. Нечто более глубокое. Ощущается острее, масштабнее. Это режет. Разрывает. Нарастает и вызывает ощущение, будто в груди открылась рана. Чувство головокружения, как перед падением с обрыва. Мне довелось ощутить это однажды, случайно сорвавшись в горах. Я поднимался по отвесной скале в одной из отдаленных рыбацких деревень в Китае, где вершины гор торчат прямо из моря. Всего я не помню. Помню только, что был на тридцати метров без страховки: только руки, ноги и камни. Схватился за выступ и почувствовал, как меня сорвало со скалы порывом ветра и швырнуло, словно куклу, в космос. Свободно падая, я руками пытался изменить траекторию и, едва не разбившись о скалы, рухнул в воду, как тонна кирпичей, ударившись так сильно, что остановилось дыхание. Только инстинкт самосохранения спас меня. Я сражался за то, чтобы удержаться на поверхности и дышать, несмотря на то, что это было мучительно больно. Казалось, что в результате падения все мои кости раскрошились. И именно так я чувствую себя сейчас. Я тону. Свободное падение в неизвестность, желудок в горле, нет ни верха, ни низа, нет поверхности, на которой надо удержаться. И только что-то острое и тяжелое тянет меня вниз, чтобы разбить на куски.
И здесь она. Изливает мне свою душу. Выливает все. Она храбрее, чем я сам когда-либо надеялся стать. Я не могу говорить. Меня словно лишили способности разговаривать, вырвав язык. Страх в моей груди, словно змея, заполняющая вены ядом. Мне хочется бежать. Но я не могу. Не могу. К тому же, я и не хочу убегать, потому что она в моих объятиях, и ничто больше не ощущается так хорошо, никто не дарит мне таких чувств, как она. Боже, в моей жизни никогда не было никого, подобного ей, и раз я заполучил ее в свои руки, то не имею права выпустить. Никакого долбаного права.
Но, Боже, это настолько парализует, что даже больно. Я не дышу. А потом она приподнимается, упираясь руками мне в грудь. Ее дикие волосы свободными локонами рассыпаны по моей коже, пальцы бессознательно постукивают в ритм с моим сердцебиением, глаза цвета и формы миндаля с прожилками зеленого смотрят на меня. Проникновенно, видя так много. Слишком много.
— Лок? — она ищет взглядом мои глаза. Видя все или ничего — я не знаю. — Скажи что-нибудь.
— Я… — я качаю головой, словно встряхиваю рассыпанные в ней слова. — Найл…
Что мне сказать? Как выразить словами то, чему я даже в мыслях не могу дать названия? Все, что я могу — это поцеловать ее.
Я перекатываюсь вместе с ней, беру ее лицо в ладони и целую, пытаясь передать через поцелуй то невысказанное, необъяснимое чувство, которое не могу выразить словами. Надеюсь, что поцелуй объяснит ей то, в чем я так чертовски не уверен. Рискую прозвучать, как конченый мудак… но я целовал множество девушек. У меня было бесчисленное количество офигенно горячих поцелуй-сессий, так что целоваться я умею и знаю, как при помощи всего лишь поцелуя охмурить женщину.
Но ничто в моей жизни — ни женщины, ни свидания, ни поцелуи — не могли подготовить меня к тому, что произойдет в ближайшие шестьдесят секунд. Я точно знаю, что это длилось ровно шестьдесят секунд, потому что перед тем, как поцеловать ее, часы на тумбочке переключились с 11:31 на 11:32. Я вижу, как красные линии перестраиваются, изменяя цифру, и в этот момент наклоняюсь, наши губы сливаются и моя жизнь изменяется навсегда.
Мы целуемся.
Это не первый наш поцелуй, но эта минута, знаю, неизгладимо запечатлеется в моей голове как самый важный поцелуй, самая важная минута в моей жизни. А потом я открываю глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как цифры на часах сменяются с 11:32 на 11:33.