Там, где сердце
Шрифт:
— Это ничего не решит, — шепчет он.
— Не решит, — соглашаюсь я.
Боже, он такой идеальный на ощупь. Твердый, как сталь. Такой толстый, что кончики моих пальцев не соприкасаются, когда я беру его в руку. А кожа, словно бархат. Лок тяжело дышит, руки опущены вдоль тела, кулаки сжимаются и разжимаются. Он борется за контроль. Борется с самим собой. Его взгляд, словно лабиринт, в котором я заблудилась. Дикий сине-зеленый лабиринт. И у меня нет путеводного клубочка, чтобы найти свою дорогу. В любом случае, я ныряю в этот омут с головой. Двигаю кулаком вверх и вниз по всей его длине, пока он непроизвольно не начинает отзываться на мои прикосновения.
— Найл, черт… — бормочет он, а потом хватает мои запястья в свою руку, и я взлетаю в воздух.
Поддерживая рукой за задницу, он несет меня через всю комнату, после чего укладывает спиной на матрас. И целует. В этот раз поцелуй не похож на цунами ни по интенсивности, ни по нежности — это было раньше. В этот раз поцелуй яростный, голодный и крайне сексуальный: с клацаньем сталкивающихся зубов и громкими звуками засасывающих губ — пожирающий и требовательный. Руками он прижимает мои запястья над головой, отпускает мои губы и перемещается на грудь. Я извиваюсь под этими прикосновениями, борясь с его хваткой в желании коснуться, обнять, поддержать. Но он не отпускает. Он облизывает мои соски, слегка покусывает, делая гиперчувствительными, напряженными, жесткими, просящими большего. Мои бедра дрожат, а клитор пульсирует, требуя внимания. И, Боже, он дарит его. Пальцами он скользит по мне, влажной и готовой, и я издаю стон облегчения, когда он умело начинает заставлять меня буквально корчиться от желания. Своим неистовым ртом он терзает мои губы и соски, а пальцами ускоряет круговые движения. Он приподнимается надо мной, целует, касается меня, и затем я больше не чувствую его руку. Я слышу какой-то хруст и открываю глаза, чтобы увидеть, как Лок вскрывает зубами упаковку презерватива и раскатывает резинку по всей своей длине одним плавным движением. Отбрасывает обертку в сторону и толчком колена разводит мне бедра, по-прежнему удерживая мои запястья над головой. Я борюсь, но он не отступает. Кусает мою нижнюю губу, оттягивая ее зубами резко, но, в то же время, нежно, и скользит своим членом к моему входу.
— Лок, — я не знаю, что говорить или о чем просить.
— Ты хочешь его? — горячо дыша, шепчет он мне в ухо.
— Да, Боже, да, — я знаю, чего просить.
— Скажи это, Найл.
— Я хочу его. Дай мне его. Пожалуйста, Лок. Мне нужен ты.
Сейчас не время для разговоров.
Он напрягается, его грудь раздувается от ускоренного тяжелого дыхания. Челюсти напряженно сжаты. Лок всматривается в меня этим своим взглядом цвета бушующего штормового моря. А затем входит сильным рывком, и я хнычу, когда он растягивает и заполняет меня. Я чуть ли не плачу от блаженства, ощущая его внутри себя. Напрягаюсь, пытаясь вырвать свои запястья из его захвата, вращаю бедрами, тянусь, пытаясь укусить или дотянуться губами и зубами до всего, чего смогу. Подбородок, щеки, губы, шея, плечи — все это я целую, кусаю, оттягивая кожу. Мой рот умоляет, молча прося о большем.
— О, черт… — его голос срывается. Как будто он сдается. — Боже, Найл. Ты ощущаешься…
Я затыкаю его рот поцелуем, чтобы заставить замолчать, как он сделал это со мной. Двигаю бедрами, молча умоляя действовать. Он разрывает наш поцелуй, вонзаясь в меня настолько глубоко, насколько может войти, и замирает, удерживая позицию, прижимая меня бедрами к кровати со сцепленными над головой запястьями. Мое дыхание переходит в неудовлетворенное удушье, от чего мои груди трясутся и раскачиваются. Я выгибаю спину, подталкивая их к нему, нуждаясь в том, чтобы на них снова оказался его рот. Не понимаю, почему мне нельзя прикоснуться к нему. Но он не дает. Не сдается. Удерживая мой взгляд, не моргая, он начинает двигаться. Медленно. Нежно. Мучительно.
И теперь я начинаю понимать, почему он это делает, не позволяя мне прикоснуться к нему. Если я коснусь его — он погиб.
Он думает, что может это контролировать. Остановить это. Убедившись, что я не смогу касаться его, он пытается сдержать то, что возникает между нами — и я говорю не об оргазме.
Мальчишка! У меня есть новости для него. Я могу прикоснуться к нему чем-то гораздо большим, чем руками.
Не знаю, зачем делаю это, ведь возникающее между нами чувство для меня не менее непонятное и страшное, но я провожу пальцами ног вдоль его икр легкими щекочущими прикосновениями и начинаю двигаться синхронно с ним, найдя идеальный, неторопливый, чувственный ритм, дыша медленно… вдох… и… выдох. Медленно. Он задает темп, и я ему следую. Это идеально. Это так великолепно. Я сгибаю ногу и снова провожу ею по его икре, вверх до колена, затем ласково снова вниз, заворачивая свою ступню за его ногу, сплетая их. Скольжу второй ногой по его икре и сплетаю их в области колена. И теперь уже обе мои ноги тесно обвивают его. Подтягиваю его ближе к себе. Приподнимаю спину и выгибаюсь, потираясь сосками о его грудь, превращаю каждое движение в толчок моих бедер ему навстречу. Прислоняюсь ближе к его уху и нашептываю, стараясь передать ему все удовольствие от моих ощущений, пока он уворачивается от моих губ. Я вкладываю в голос все наслаждение, которое испытываю. Стону ему в ухо. Мягко вздыхаю, всхлипываю, шепчу его имя, пока он скользит во мне вперед-назад, вперед-назад — так медленно, что от этого мы оба начинаем сходить с ума. Поняв мою игру, его лицо отражает еще большую муку, когда он чувствует тесную связь, окутывающую нас. Все плотнее, плотнее, плотнее.
— Проклятье… — стонет он и опускает голову между моих грудей. Лок выпускает мои запястья, и я спешу обнять его. Глажу его накачанную, бугрящуюся мускулами спину, обхватываю упругие ягодицы и толкаюсь к нему. — Найл… Боже, Найл.
Я не отвечаю ему. Могу только стонать возле его шеи и всхлипывать возле уха. Руками скольжу по всему его телу — везде, куда могу дотянуться — очерчивая каждый мускул, каждую жилку. Он сверху, но контроль уже не у него.
У меня.
Я ускоряю движения, мои бедра извиваются и прижимаются к нему, дыхание ускоряется, стоны становятся громче, увлекая его за мной.
— Найл, — он сдается. Сейчас. Спина выгибается. Бедра ударяются об меня с хлопающими звуками. Дыхание рваное, ускоренное. Руками, практически сдирая кожу с моих бедер, жестко тянет меня ближе. Лицо спрятано у меня на груди.
Я обхватываю ладонями его щеки и приближаю лицо к моему.
— Поцелуй меня, Лок.
— Черт возьми, Найл, — он пытается вырваться, пытается сопротивляться этому.
— Поцелуй меня, когда будешь кончать, Лок.
Я тяну его за бороду, требуя губы. И он отдается мне. Целует, дрожа и сотрясаясь, пока кончает. Я тянусь рукой между нами и касаюсь клитора, доводя себя до сотрясающего тело оргазма, корчась под Локом и целуя его.
В наступившей тишине, мы лежим, сотрясаемые дрожью.
— Проклятие, Найл, — он тяжело дышит, его голос срывается и хрипит. — Какого черта ты делаешь со мной?
Хотела бы я знать.
Я, как погасшая в галактике звезда…
Черт. Гребаный черт.
Найл Джеймс взорвала мой мир. Выбила почву из-под ног. Оставила меня бездыханным и опьяненным, переполненным эмоциями и паникующим. Что это такое мы только что делали? Это не был просто секс. Это не был просто перепих.
Это было…
Боже, если бы я знал.
Я чувствовал ее.
Я чувствовал ее душу.
Она сделала мне дар, драгоценный подарок, открывшись до конца. Она доверилась мне, показала все недра своей души. Она испугалась, как и я, но все равно пошла до конца. Она знает, что я чувствую, и, мне кажется, понимает это лучше, чем я. В ней было что-то, чего я даже не мог вообразить. И она этого лишилась. Напоминание о том, что она имела и чего лишилась, тяжестью лежит у меня на сердце, и я чувствую его биение у себя в горле и под ребрами. Наверняка она его слышит. Чувствует под своей щекой.
Я лежу на спине и обнимаю Найл. Ее голова на моей груди, рука лежит на моем животе, а колено — на моем бедре. Эта интимность настолько ошеломляющая, что я просто не могу дышать. Эта нежность, это чувство принадлежности — прямо сейчас, в этот самый момент, с этой самой женщиной — оно настолько всепоглощающее и острое, что я просто плыву. Я словно пьяный, все как в тумане. Но мое сердце — мое метафизическое сердце — разорванное на части кровоточащее месиво. Застывшее. Окостеневшее. Я так долго им не пользовался, так долго заполнял его пустотой — ничем не заполнял. А теперь я чувствую, и мое бедное сердце просто не справляется с этими ощущениями.