Там, за рекою, — Аргентина
Шрифт:
К вечеру буря усилилась. Тяжело нагруженные машины бросало ураганом из стороны в сторону; несмотря на то, что мы приближались к Монтевидео, автомобилей на шоссе становилось все меньше. На последних десятках километров нам пришлось немало потрудиться, чтобы удержать машину на проезжей части. Но по сумрачному небу неслись уже только одинокие обрывки туч.
— Итак, мы въезжаем в четвертую столицу Южной Америки. Несколько иная увертюра, чем перед Рио…
Низкие тучи над городом окрасились отсветом неоновых огней, и дома выстроились в шпалеры улиц и авенид.
Мы стоим у бензоколонки и, словно на исповеди, расспрашиваем хозяина о ее местоположении,
— Набери бензина, а я тем временем позвоню по обоим номерам…
Звонок неизвестным друзьям, о которых мы узнали несколько часов назад под крепостью Санта-Тереса.
Вскоре на другом конце провода послышалась звучная словацкая речь.
— Так это вы с той самой «татрой»? О вас и в газетах писали, и мы тут ждем, а вас нет как нет. Мы уж думали, что вы не приедете! Ждите меня возле этой колонки, я мигом буду там.
Старые чехословацкие поселенцы. При первой встрече на чужбине они для нас почти всегда частичка родины, дым отечества. Точно так же и мы для них, машина и двое людей, заглянувших сюда, на чужбину, мимоходом. Но все это только иллюзии, рожденные одиночеством и тоской по настоящей родине, которой принадлежит больше, чем флажки на машине с пражским номером и общий родной язык.
Опять стучимся мы в ворота не известного нам города. И опять испытываем такое же чувство, как мальчуган, нетерпеливо срывающий пеструю обертку со свертка, найденного под новогодней елкой; как читатель, открывающий первую страницу новой книги; как зритель перед премьерой или охотник в засаде.
Если этот неведомый город — морской порт, то у него для нас, существ сухопутных, совершенно особый привкус, который незаметен жителям приморья. И у этого особого привкуса есть свои собственные оттенки, слушаешь ли ты вой пароходных сирен в неприветливом Буэнос-Айресе или бродишь по чарующему Рио, находишься ли ты во влажном Сантусе, уютном Порту-Алегри или в одноэтажном, прозаическом Риу-Гранди. Каким будет Монтевидео? Каким будет северный двойник аргентинского Буэнос-Айреса, стерегущий вход в Ла-Плату?
Если вы приехали в Монтевидео не на океанском пароходе, вам придется основательно потрудиться, прежде чем вы найдете морской порт. Тщетно будете искать в этом городе пыльные склады, пытаться услышать лязг подъемных кранов и грохот телег, смешанный с ядреной бранью грузчиков. Нигде не чувствуется ни дыма, ни запаха сгоревшей нефти. И тем не менее порт Монтевидео раскинулся на 4 километрах побережья Баия-Норте — Северного залива. Все, что доступно вашему взгляду, это широкие ворота, современное белое здание центрального управления порта, за воротами— широкие улицы с аллеями деревьев и зелеными полосами газонов, а вдалеке — несколько складских помещений и атлетические трубы океанских гигантов. Порт Монтевидео — это обособленный мир. Всего за пять кварталов от центральной площади Пласа Индепенденсиа — и все же чуждый и далекий городу.
Полтораста лет назад Монтевидео еще был молодой, стратегически важной крепостью, которой попеременно владели то португальцы, то испанцы. Монтевидео ютился под крепостью Сан-Хосе, закованный в тесные латы городских стен и вечно запуганный звоном мечей и страхом голода в долгие месяцы осад.
И только в первые годы самостоятельной республики
Над юго-восточным краем бухты среди кубиков домов квартала Вилья-дель-Серро возвышается небольшая гора, с вершины которой от заката до рассвета блуждают по ночному небу огни маяка. Эта гора дала имя всему городу, хотя ныне она нейтрально называется Серро.
Серро, по всей вероятности, и была той самой знаменитой горой, чьи неясные очертания увидел после долгого плавания по Атлантическому океану матрос Магеллана, закричавший в восторге при виде обетованной земли:
— Monte vide eu! — Вижу гору!
Хотя историки и отрицают эту наивную легенду, тем не менее свои достоверные объяснения того, как возникло название столицы Уругвая, они неизменно связывают с горой Серро. Ими установлено, что первые картографы, которые объезжали южноамериканское побережье на старинных каравеллах, заносили на свои примитивные планы главные ориентиры с обозначениями западного или восточного направления и наиболее крупные горы отмечали римскими цифрами.
«Monte III de Е» означало «Третья гора с востока». Таким же образом на морских картах появилось и обозначение горы «Monte VI de O», где «О» представляет собой начальную букву испанского слова «oeste» — «запад». Так родилось название «MONTEVIDEO» — «Шестая гора к западу».
В настоящее время Монтевидео — один из самых современных городов Южной Америки. Хотя он и уступает Рио-де-Жанейро с его оранжерейными красотами, но у него есть своя особая, неповторимая прелесть; к его авенидам примешано щегольство парижских бульваров и мраморная роскошь итальянских дворцов дожей. Он не может похвалиться ни доисторическими крепостями инков вице-королевства Перу, ни сокровищницами ацтеков времен правителя Монтесумы; здесь всегда было достаточно неспокойно, чтобы на развалинах индейских селений могли быть воздвигнуты пышные испано-колониальные дворцы с характерными патио и роскошным мавританским орнаментом.
В этом смысле Монтевидео — город без истории; трезвый, оптимистичный, твердо, по-молодому стоящий на ногах. Он несет на себе неизгладимый отпечаток современного продуманного градостроительства и перспективного планирования. Монтевидео — один из немногих южноамериканских городов, где значительная площадь покрыта асфальтом широких авенид, бесчисленными садами и просторными парками. Зелень и чистота, безопасное и хорошо организованное уличное движение, солнце, воздух.
Кажется, будто и люди на улицах Монтевидео были созданы по прихоти уругвайских архитекторов. Пусть вас не обманывает сладкая и объединяющая их испанская, речь. Люди в Монтевидео — это не испанцы и не криожьё с другого берега Ла-Платы, Почти половина уругвайцев постоянно проживает в Монтевидео, и именно здесь потомки исконных переселенцев были позлее захлестнуты волнами колонистов из латинских стран старой Европы, к которым в последние пятьдесят лет присоединились представители целого ряда других европейских языковых групп. Весь этот коктейль народностей сохраняет испанский букет и испанский язык; в нем чувствуется привкус врожденного оптимизма первых поселенцев и любви к жизни, в которой нет места надрывной и горьковатой лирике криожского танго — властителя аргентинского двойника Монтевидео.