Танцы минус
Шрифт:
— Ты?!
— Я, Федь. Хочешь взглянуть?
Он кивает, не очень понимая. Иду к своему чемодану, который так до конца и не разобрала. Лезу в самый низ и вытаскиваю потрепанный конверт с фотографиями.
— Вот, смотри.
На фото я. В заляпанной грязью амуниции, усталая, но с улыбкой от уха до уха. Потому как стою я на верхней ступеньке пьедестала и на груди у меня медаль… Как же давно это было! Действительно в прошлой жизни…
— Круто. А я думал женщины мотоспортом ну… не занимаются.
— В кольцевых гонках баб нет. Лучше вы, мужики,
— А спину на гонках повредила, а Маш?
— Нет, Федь. Только давай не будем об этом?
Кивает настороженно.
— Давай. Я, собственно, пришел договорить про то, про что начал тогда, после того как ты станцевала… Вот ведь! Думал, ты танцовщица профессиональная, а ты оказывается…
— Талант мой, Федь, многогранен, как брильянт. Жена вот из меня хреновая получилась, а так…
— Что, не звонил Егор?
— Неа. И не позвонит. Так что… Давай и об этом мы с тобой, Кондратушка, говорить не будем.
— Как скажешь, Маш, хотя я… Ну ладно. Попозже мы с тобой… Так я что? Я ведь еще и с Анной успел все обсудить, так что это теперь не только моя личная инициатива, а, можно сказать, наш общий, семейный подряд. Короче, мы с Анькой тебе денег ходим дать, чтобы ты свою школу танцев могла организовать. В дело, стало быть, вложить. А то чего они у нас лежат пылятся?
— Федь…
Сказать, что я растрогана — значит не сказать ничего.
— Анька пока дома с пузом сидит, в интернете поищет помещение. А может, и я кое-кого из старых знакомцев прижму, и что-то подходящее они мне отыщут… А еще у тещи у моей (уморительно кривит физиономию) знакомая есть. Пенсионерка, но бухгалтер опытнейший. Всю жизнь этим делом занималась.
— Федь… Вы с Анной… Ты даже не представляешь…
— Да ладно тебе, Маш. Мы в тебя верим.
— Спасибо.
— Так что теперь ты вполне можешь этого своего Жаблонского послать на три веселых буковки.
— Яблонского, а не Жаблонского.
— А по мне так, когда на «ж», больше подходит.
Это он еще не знает про вариант с буквой Ё в начале. Смеюсь. Забавный. Интересы друга, что ли, так хранит? Так друг-то уже тю-тю от меня. И след простыл.
— Нет, Федь. Так будет неправильно. Во-первых, хочу хоть немного заработать, чтобы было на что жить первое время. Во-вторых… Во-вторых, хреново мне сейчас, Федь. Просто хреново. Не до чего. А с таким настроением за настоящее дело браться — хуже некуда. Так что… Три месяца съемок у меня впереди. Как раз…
— Понимаю. Может, ты и права. Но ты имей в виду!
Внушительно трясет пальцем у меня перед носом.
— Буду иметь.
— А Жаблонского все-таки гони. Какой-то он… Типус, одним словом.
Молчит. Явно что-то еще сказать хочет, но решиться сразу не может. Жду.
— Я тут к Стрелку заезжал. Не хотел у него за спиной дело с тобой общее затевать. Некрасиво это. Так что… он в курсе теперь наших с тобой дел.
Не могу удержаться:
— И что говорит?
— Да
Невольно смеюсь, когда Федька изображает Егора — смыкает большой и указательный пальцы на обоих руках и приставляет их наподобие очков к собственным глазам, которые при этом почему-то вытаращивает.
— Скорее уж на очковую кобру… Ладно, бог с ним, хотя мне, честно, жаль, что так с ним получилось. Перестаралась я… Лучше скажи, как там у Андрея Михайловича… э… обстановка на фронтах?
— Да там какие-то темные совсем дела оказались. Ну, с этими тремя бандюганами, которые тогда у Сереги в доме пострелять надумали. Связались с Интерполом. Все трое из одной группировки. Работают, соответственно, на одного человека. Известен он очень хорошо. В первую очередь, как один из самых крупных в Италии торговцев наркотиками. Вот только зацепить его, как водится, не удается никаким образом.
— Я так понимаю, что этот самый мафиоза и есть заботливый отец нашей Марии-Терезы?
— Точняк! Прямо в дырочку! Он и есть.
— И что в этой связи Андрей Михайлович думает делать?
Ржет.
— Что думает, то и делает. А в свободное от этого всего время русскому языку ее учит.
Теперь уже хохочем оба. Вот ведь как бывает. Кто-то расходится. Кто-то сходится… Внезапно становится совсем тошно. Что там сейчас делает Егор? О чем думает? Наверно, у компа сидит, пальцы над клавиатурой как бабочки летают, взгляд сосредоточенный… А рубашки у него не стиранные и не глаженные… И в холодильнике, небось, пусто… Черт!
Правду говорят, что дьявол кроется в деталях. От мысли, что мы теперь чужие друг другу — просто скверно на душе. От этих же мелких бытовых деталей, вроде нестиранных рубашек и неприготовленной еды, так погано становится, что в пору в окошко на луну завыть. А этих чертовых деталей так много! Я помню, каким движением он сдергивает с шеи галстук, когда приходит с работы. Помню, как он ест мороженое — сначала лижет, а уже потом откусывает. И всегда так: лизнет — откусит, лизнет — откусит. Помню, как он взлохмачивает себе в задумчивости волосы, и каким становится его лицо перед тем, как его накроет с головой оргазм. Помню, как он пахнет, как двигается. Помню вкус его спермы, запах кожи и касание его крепких рук…
В интернете полно рекламок — разного рода курсы и тренинги приглашают желающих тренировать и укреплять память. С единственной целью — научиться быстро и надежно запоминать как можно больше информации. Востребованы ли они? Не знаю. Уверена в одном — озолотится тот, кто придумает упражнения, при помощи которых человек сможет научиться забывать…
Зря Федька прогнал Яблонского… Может, мне сейчас было бы не так тошно…
Глава 5
Едва Кондратьев прощается и уходит, мне тут же звонит отец.