Танцы минус

Стрельникова Александра

— А как же с тем, что Иконников именно Яблонскому звонить тогда хотел?..

— Мы об этом помним, Маш, но, согласись, хлипковато для того, чтобы обвинять человека.

Киваю, правы. Но ведь можно для начала не обвинять, а подозревать. И как следствие присматриваться внимательнее…

— Мы и присматриваемся, Маш, поверь, очень внимательно присматриваемся.

Мнусь, но потом все же спрашиваю про Егора. Оказывается, с ним все в порядке. Пару дней был в Москве. Пока шли допросы тех двоих, что на меня напали. Потом отбыл назад, на Валдай. Проверить кое-что из показаний арестованных. По телефону проявляется

регулярно. Это только я у него — вне зоны доступа… Вполне осознанно…

Папа бы сейчас, наверно, позвонил, назвал бы его как-то смешно и обидно, а потом предложил бы спеть… Но папы теперь нет… Надо взять себя в руки. Приходченко не обязан переносить мои истерики и заниматься утешением разнервничавшихся дам. А раз так, стоит перестать думать об отце и вернуться к мыслям о делах.

— Ну и что, удалось Егору выяснить что-нибудь интересное?

— Только то, что те «правильные люди», которые подтвердили этим двум уродам, что заказ идет от надежного человека, лично его тоже не знают. Опять-таки общались только по телефону. Им он в качестве пароля назвал другие верные фамилии — уже авторитетных людей из Москвы. А дальше — тупик. Эти люди нашего орла и знать не знают. Ну или врут, а прижать их нам уже совсем нечем.

Короче: дело ясное, что дело темное… И откуда, интересно, у Яблонского такие связи в криминальном мире? Один из «следаков», главный, только качает головой.

— Совсем не факт, Маш, что это именно его связи. Да и вообще нет никакой уверенности в том, что звонил именно твой режиссер. Кто-то вполне мог просто воспользоваться его трубой.

— Не мог. В том-то и дело. Он его нигде не бросает. Или в кулаке таскает, как гранату, или в карман джинсов засовывает. Они с этим его телефоном как пуповиной связаны…

— Ладно, не дрейфь, разберемся…

* * *

На Валдай добираюсь без приключений. Да и какие особые приключения в поезде? Пока отъезжаем от Москвы, постоянно звонит телефон. Видимо Приходченко был не больно-то сдержан на язык и про мою беду рассказал всем, кому смог. Первым звонит Федька. Неловко высказывает свои соболезнования. Предлагает любую возможную помощь. Упрекает, что раньше не позвонила… Потом в трубке возникает Ксюха. Они с Серегой все еще в Париже, но слышно ее, как ни странно лучше, чем Федьку, который ко мне территориально значительно ближе. Тоже выражает свою печаль по поводу смерти близкого мне человека. Жалеет, что ее не оказалось рядом, чтобы помочь.

— Я звонила Егору. Была поражена, что и для него смерть твоего папы — новость. Вы так и не общаетесь?

— Я пыталась дозвониться до него, Ксень, несколько раз. Как раз, когда папа умер… Сообщить, и, если честно, деньги были очень нужны…

— И что?

— Трубку не взял… И не перезвонил потом.

— На что ж ты тогда отца-то хоронила?..

— Люди помогли… Яблонский, папины коллеги из цирка…

Молчит. Сказать тут действительно нечего. Жду, что Егор хоть теперь-то позвонит. Наверняка ведь ему все последние новости сообщили. И не по разу. Но — нет. Зато звонит Иван.

— Как у тебя дела, Маш? Все нормально прошло?

— Да. Спасибо.

— Маш, я так и не понял, что тогда…

— Иван, мне сейчас не с руки. Я уже в поезде, скоро приеду, тогда и поговорим…

Молчит. Явно хочет еще что-то сказать, но сдерживает себя.

— Ладно.

Тебя встретить на вокзале?

— Не стоит.

* * *

На Валдае дождь. Темно, сыро, холодно… Зря я отказалась от того, чтобы меня встретили… В гостиницу добираюсь мокрая и злая как черт. Хочу в горячий душ и чтобы напор посильнее. Да… Хорошо… Барабанит по макушке так, что собственных мыслей не слышно. К тому и стремлюсь… А теперь — в кровать. Досыпать. Ехать на Валдай поездом — не самая удобная вещь. Приезжает в час ночи, пока до гостиницы доберешься — уже самая ее середка.

Натурные съемки нашего кинофильма подходят к концу. Цирк, в котором всю жизнь проработал отец, и в котором выросла я, тоже скоро свернет свой шатер и двинется дальше по стране… Нужно что-то предпринять до этого. Нужно любым способом найти хоть какие-то зацепки, какие-то реальные доказательства, чтобы Приходченко и следаки из спец-группы могли начать действовать в открытую. Но пока что единственным очевидным шагом остается разговор с Яблонским. С папой я ведь поговорить так и не успела…

Кто, интересно, пришел тогда к нему в номер, когда мы болтали по телефону в последний раз? Он тогда простился со мной достаточно торопливо, что для него было совсем не характерно. А я не обратила на это должного внимания потому, что над душой у меня стоял чертов Яблонский! Все тот же чертов Яблонский!

А может не ждать до утра? Может пойти к Ивану прямо сейчас? Его номер на моем же этаже, совсем неподалеку. По балконам я доберусь до него незамеченной и в два счета… Встаю, натягиваю джинсы и футболку. На ноги — кроссовки. Что еще мне понадобится? В ванной комнате отрезаю и сматываю в маленький клубочек привязанный на специально приделанные шурупчики кем-то хозяйственным синтетический шпагат. Диалектика жизни. Кто-то на нем белье сушил, а я им своего режиссера связывать собираюсь…

Пожалуй, все. Остальное для допроса с пристрастием у него в номере найдется — ножницы, бритва… Или просто целлофановый пакет, чтобы натянуть его на его дурацкую башку! Собираюсь с духом. Я сделаю это. Должна и сделаю.

Когда выхожу на свой балкон, вижу, что окно его номера освещено. Неудачно… Отложить? А вдруг он там с кем-то, кто окажется мне до крайности интересен? Вдруг что-то удастся подслушать?

Решено. Лезу. Осторожненько заглядываю в окно и понимаю, что как раз подслушать какой-то важный разговор мне удастся вряд ли. В первую очередь потому, что у одного из «собеседников» рот занят. Оксана играет с членом Яблонского как сытая кошка с мышкой. То притронется кончиком языка, то мягко проведет губами вдоль, то сожмет, то выпустит. Яблонский (Ёблонский чертов!) лежит на спине, закинув руки за голову на высоко взбитые подушки и с ленивой полуулыбкой наблюдает за ее действиями. Не то Ивану сейчас нужно, совсем не то!

Как же плохо эта чертова девица чувствует настроение и внутренний, скрытый ритм человеческих эмоций. Именно поэтому и не могла правильно станцевать… Вот и сейчас ей бы не играть в свою кошачью сексуальность, а просто отдаться страсти. Грубой, подчас некрасивой внешне, но честной. Даже если ее на самом деле нет, сыграть ее, что ли… Актриса она в конце концов, или так, погулять вышла?

Мне вот, кажется, даже играть бы не пришлось. Окажись я на ее месте… И не знай я про Ивана того, что знаю…