Танцы с медведями
Шрифт:
— А! Кем бы они ни были, неандертальцы все-таки мужского пола — и печален будет день, когда я не смогу убедить мужчину дать мне то, что мне от него нужно. Кроме того, сейчас принц нездоров, значит, я являюсь самым высокопоставленным членом посольства.
— Тогда, вероятно, вы сумеете уговорить наших мускулистых друзей распахнуть шкатулку с казной. Вы с вашими Сестрами Восторга наделали долгов, которые…
— Увы, — небрежно отозвалась Зоесофья, — моя власть имеет пределы. Принц Ахмед уже об этом позаботился.
Церковь (или собор, как ее здесь называли) оказалась красивым бревенчатым строением, увенчанным православным крестом. Интерьер Довеска ослепил. Отчасти дело было в богатстве убранства, поразительном количестве горящих свечей и всепроникающем запахе пчелиного воска, от которого воздух делался тяжелым и душным. Собор пронизывало неземное пение хора. Незнакомая религиозная служба отправлялась полностью по ту сторону иконостаса, так что верующие не могли ее видеть. Но присутствие Зоесофьи все-таки не давало Довеску покоя.
День был будний, и большинство прихожан составляли старухи в черном. Пользуясь наличием в своих домах вкалывающих, как рабыни, более молодых женщин, они могли позволить себе набожность. Нескольких женщин в первых рядах поддерживали заботливые друзья или родственники, из чего Довесок заключил, что это новые вдовы. Наверняка бедняжки молились о том, чтобы пережить предстоящую заупокойную службу. Все были предельно сосредоточенны, и Зоесофье с Довеском удалось проскользнуть внутрь под всего лишь одним-двумя враждебными взглядами в их сторону. Однако, по мнению Довеска, его спутница выделялась среди них как лебедь в стае скворцов. А когда они заняли места в задней части церкви, она, вместо того чтобы отпустить его руку, прижалась к нему еще плотнее: Довесок чувствовал тепло ее бедра и груди, и это тоже очень отвлекало.
Они совсем недолго слушали службу, когда, к полному изумлению Довеска, Зоесофья отступила в нишу в самом дальнем конце церкви и потянула его за собой, чтобы оказаться вне поля зрения паствы.
Ниша была маленькая, и двое людей не могли поместиться там, избежав при этом близкого контакта. Довесок настолько остро ощущал плоть Зоесофьи, что даже дышал с трудом. Она приблизила прикрытые платком губы к его уху и промурлыкала:
— Я знаю, что тебя тянет ко мне. Я вижу по твоим глазам. И прочим местам.
Ее затянутая в перчатку рука медленно провела вниз по его телу, остановившись у промежности его штанов.
— Подозреваю, ты также заметил, что я сама испытываю ответное мощное притяжение к тебе. Но, как тебе известно, — голос Жемчужины осекся в великолепном устном изображении румянца, — наши чувства друг к другу не могут быть реализованы. По вполне понятным тебе причинам.
Довесок в ответ прошептал:
— Ты удивляешь и восхищаешь меня, о Цветок Византии. Стоит лишь подумать, что подобный мне… Я совершенно обескуражен.
Но Довесок лукавил. Он прекрасно понимал, какой властью он располагает. Его необычный вид сражал наповал и самых смелых женщин. Но ему хватало ума не говорить о своей исключительности вслух.
— Но я должен перевести наш разговор на менее приятные предметы.
Палец за пальцем рука Зоесофьи сомкнулась на разбухшем члене Довеска. Даже через перчатку и брюки удовольствие было исключительное, что явно требовало множества часов практики.
— О?
— Да. Я должен предупредить тебя, что посол замыслил безумный план истребить Жемчужин, прежде чем умрет. — Он быстро обрисовал Зоесофье детали.
— А-а, — рука ее чуть напряглась. — Я гадала, собираетесь ли вы мне об этом сообщить.
— Сударыня, я джентльмен, — с укоризной произнес Довесок.
— Похоже, у нас с вами — различное понимание того, что подразумевает это слово. Ладно… мне стало достоверно известно, что вы и ваш товарищ согласились с коварным планом. — Ее рука сжалась еще крепче, и испытываемое Довеском блаженство идеально уравновесилось болью. «Творения халифовых генетиков, — вспомнил он, — часто бывали нечеловечески сильны. Конечно, она же не станет?..»
— Расскажите мне в точности, какова ваша роль в этом деле, господин де Плю Пресьё.
— Мы согласились, — начал Довесок, с тревогой чувствуя, как хватка Зоесофьи возрастает, — но лишь затем, чтобы не дать принцу осуществить свой приказ. Он бы обратился к неандертальцам, а они, не имея способности ослушаться, немедленно осуществили бы его дурные намерения. Поэтому мы избрали достойную сожаления политику лжи исключительно ради вас. Мы жаждем предотвратить уголовное преступление против Красоты.
— Значит, вы желаете, чтобы я и мои дорогие сестры жили? — продолжала Жемчужина и крепкие, как тиски, пальцы еле заметно повернулись.
— Да! — выдохнул Довесок.
— Уверяю вас, что таково и наше самое горячее желание. Вопрос в том, как достигнуть светлой цели? — А хватка у нее оказалась стальная. Довесок не сомневался, что, если ответ ей не понравится, Зоесофье ничего не стоит оторвать его мужественность от тела полностью.
Он быстро проговорил:
— Мы с другом придумали свой план почти сразу же после того, как гнусные речи слетели с губ принца Ахмеда. Но нам недоставало времени обсудить это с вами наедине.
И он все ей объяснил.
Со смесью облегчения и сожаления Довесок почувствовал, как рука Зоесофьи отпускает его.
После службы Довесок вернулся в особняк Гулагского. Зоесофья, как он заметил, поднялась наверх с легкостью, которой не принесла с собой, когда спускалась. Он посмотрел на Кощея.
— Вы говорите, что можете снова привести принца Ахмеда в чувство? — спросил Довесок странника.
— Да. Но в его ослабленном состоянии это, безусловно, будет слишком большой нагрузкой для организма — долго посол ее не вынесет. Вам не следует просить меня об услуге, если только вы не исполнены твердого намерения убить его.