Танец мотыльков над сухой землей
Шрифт:
— Я в деревне был — хотел до третьего сентября, а за мной никто не приехал. Тут заморозки ударили, а у меня ни теплых одежд, ничего, дом не приспособлен, уж я утеплялся, утеплялся, потом глюки начались. Там нет электричества, в семь часов как стемнеет, я спать ложусь, проснусь в два ночи и до утра прислушиваюсь. Чуть ветка треснет или звук какой — все чудятся шаги. Серебряную свадьбу один спраздновал. Ну ладно, думаю, заначу что-то к дню рожденья в декабре. Так месяц и прожил…
На ярмарку «Арт-Москва» пришел Умар Джибраилов, залюбовался Лёниной электрической Луной и спросил:
— Почем полумесяц?
— Не облизывай нож, — говорю, — а то злой будешь.
— Знаю! — сказал Тишков. — Потому и облизываю.
Кумиром Сергея Бархина был великий архитектор Ле Корбюзье. Свой удивительный поэтический образ — шляпа, плащ и очки в круглой темной оправе — он лепил с этого изысканного и артистичного француза.
Когда Ле Корбюзье утонул, зодчему было 77 лет, а Сереже — 28. В одной из газет проскочила крошечная статья, Бархин аккуратно вырезал ее и положил в паспорт.
— Ночью в сильном подпитии я возвращался домой, и меня остановил милиционер, — рассказывает Сергей Михайлович. — Забрал у меня паспорт, открыл и увидел заметку с маленькой фотографией Корбюзье — круглые очки, прическа, — внимательно меня оглядел и, заметив сходство, спросил: «Это что, ваш родственник?» «Да», — сказал я. «Сочувствую!» — милиционер отдал мне паспорт и отпустил.
— Так что, по-твоему, Пушкин и графоман какой-нибудь — это одно и то же? — спросил Бархин у Тишкова.
— Да, — сказал Леня.
— А слон и ворона?
— Смотря откуда глядеть. Если с точки зрения вороны — то нет, тогда слон очень большой. А если из космоса — то ни того, ни другого не видно.
— А как ты посмотришь из космоса? — спросил Бархин.
— Найду способ, — ответил Леня.
На избирательном участке — все кашляют, чихают, эпидемия гриппа, какие-то старухи сумасшедшие, старики…
Тетка в маске, член избиркома, обращается к девушке:
— Вы в первый раз?
— Да…
— Поздравляю! — Она поднялась, пожала девочке руку, после чего торжественно вытащила из-под стола и вручила ей книгу «Мой дед умер молодым».
Я говорю Якову Акиму:
— Мальчик у меня совсем большой. Взял деньги, ушел и вернулся с елкой.
— Спасибо, что не пропил, — отозвался Яша.
Писатель Владислав Отрошенко увидел у меня в туалете «Мокшадхарму» из своей библиотеки и вскричал:
— Марина! Это настоящий поступок дзэн-буддиста — читать такие книги в отхожем месте!
Свою книгу хокку Отрошенко послал японскому императору.
Повесть «Почему великий тамбурмажор ненавидел путешествия» — отправил королю Бутана.
Но ни от кого из них не получил ответа.
— Давай представим, — говорю я маленькому Сережке, — мы сидим у костра, ночь, кругом темнота, мы поем песни под гитару, а вокруг наши друзья…
— …которые все давно умерли?
В революционную пору преобразований над бурлящим собранием Союза писателей — вдруг полетела бабочка.
— Боюсь, что это траурница, — сказал Юрий Коваль.
— Может, все-таки шоколадница? — спрашиваю.
— Приглядимся!.. — сказал Коваль и достал из кармана свой красный монокуляр.
— Я не понимаю, — удивляется Резо Габриадзе, — как человек в моем возрасте может выходить на сцену и что-то там изображать?..
— Я не понимаю, — говорит Резо, — как человек в моем возрасте может ходить в брюках с лампасами?..
Как-то возвращаясь с гастролей, в аэропорту Шереметьево Резо Габриадзе увидел человека, которому явно была нужна помощь. Реваз Леванович подошел и предложил понести его чемодан. («Хотя я сам еле иду!» — заметил Резо.) Поддерживая друг друга, обмениваясь лекарствами, они подошли к автобусу.
— А вы, простите, кто? — спросил этот человек.
Резо представился.
— А я — Альфред Шнитке…
— Видела в Иудейской пустыне черного козла, — сказала Дина Рубина. — На голове его из рогов была сплетена корона. И когда он взглянул на меня — я тебе клянусь, это было на самом деле, — он ухмыльнулся.
У Дины познакомилась с Лидией Борисовной Либединской, человеком редкого ума, благородства и дружелюбия. Сама не придавая этому никакого значения, она говорила притчами и афоризмами, ее рассказы о поэте Светлове вошли в сокровищницу литературных анекдотов.
Однажды Светлов предложил ей забрать к себе его сверчка.
— Вы что, — ответила Лидия Борисовна, — у меня и так большая семья, пятеро детей…
— Но я тебе на этого сверчка буду платить такие алименты, — пообещал Светлов, — что ты на них прокормишь всю свою семью.
В Малеевке с авоськой, из которой торчали какие-то исписанные бумаги, по тропинке в лес решительно прошагал прозаик С. Мы с моим сеттером Лакки подкрались к нему поближе и увидели, как он развел костер и стал жечь рукопись. Прямо непонятно было — кидаться выхватывать ее из огня или не надо. Хорошо, я вспомнила: когда Жуковский заснул во время чтения трагедии Гоголя, и Гоголь бросил ее в камин, Василий Андреевич сказал: «И правильно сделал…» — и не стала.