Танец мотыльков над сухой землей
Шрифт:
Люся — на это буйное цветение:
— Мариночка! А твои гладиолусы достоят до 17 сентября? А то у Визбора годовщина…
— Но все-таки главной песней у Визбора была не «Милая моя, солнышко лесное!..», — утверждал Юрий Коваль в телепередаче «Театр моей памяти», — а «Хули вы наш ботик потопили»!..
Юрий Кушак встречает директора бывшего Дома детской книги Ольгу Корф.
— А что там сейчас вместо Дома детской книги, Оля? — он спрашивает.
— «Сити-банк», — с отвращением отвечает Ольга.
— Так тебе надо было остаться и стать директором «Сити-банка»!..
Я — маленькому Сереже:
— Лучший в мире философ Сократ сказал: «Единственное, что я знаю, — что я ничего не знаю».
— Нет, лучший в мире философ — один японец Ямаса.
— А что он говорил?
— Он? Ничего не говорил. Он все время молчал.
— Может, он просто-напросто немой? Какое у него основополагающее изречение?
Сережа, наморщив лоб, будто припоминая давно забытое:
— Он что-то сказал перед смертью, какое-то важное слово, сейчас-сейчас, мне говорили, но я забыл. А! Вспомнил. Он сказал: «Луковица».
Сергей — уже женатый:
— Вероник! Мой папаша часы, которые мы ему подарили, совершенно не носит. Может, подарим их кому-нибудь?
— Кому? — удивляется Вероника.
— Твоему папаше.
Мужик шел по улице с надписью на майке «Я русский», но написано вверх ногами, чтобы не эпатировать никого, только самому человеку будет видно, если он забыл.
В метро едет благостная бабушка в майке, на груди написано «FUCK». Наверно, внук отдал. А что? — подумала. — Чистый хлопок, в жару хорошо, тело дышит…
— Вот почему вы ходите в оранжевом! — догадался наш Сережка. — Боитесь, чтобы вас не спутали с обычным серым большинством — надеетесь, что вас сверху заметят и спасут!..
— Путей много, но Бог один, — сказал Даур, — и, возможно, на зайце суфизма я доскачу до твоего слона индуизма и буддизма.
— А Истина, — говорил Даур, — заключается в том… в чем она заключается!
Однажды Коваль сказал:
— Вот напишу роман и умру.
Написал… и умер.
— Ах, вы какие, — горевал Леня. — Как же так можно говорить? Надо: «Напишу роман и начну второй!» Жил такой писатель, — рассказывал мне Тишков, — у него была норма — пять страниц в день. Если он заканчивал роман на четвертой странице, тут же сочинял новое заглавие и начинал следующий…
Когда мы провожали Коваля, все с такой любовью говорили о нем — если б Юрий Осич услышал — а он, я уверена, слышал, — то остался бы очень доволен. Кто-то сказал, что Коваль был велик и прост. Юлий Ким возразил:
— Юра не был великим. Он был м-м-м-мастер, э-э-м-мастер!..
— Когда Юра входил в помещение, — говорил Виктор Чижиков, — ты чувствовал, что вокруг все наполнилось смыслом, и себя ощущал немного не зря живущим на Земле…
Его друзья вспоминали наперебой, как с ним легко пилось, что с ним даже как-то особенно елось.
— Как он стоял!..
— Как он сидел!..
— А как он… глотал! — сказал художник Николай Устинов.
Леонид Сергеев, близкий друг Коваля, старался сохранить объективность:
— Юра был противоречив: любитель и знаток природы, а тут же и охотник, и снял вальдшнепа, и того подстрелил, и этого. Он в сумке носил пакет лекарств на все случаи жизни, и тут же лежали водка и сало. В деревне он держал овец! На шашлык! Мало кто об этом знает. Я ему говорю: «Ты будешь жариться на сковородке после смерти», а Юрка: «Нет, меня Бог любит».
— Если б инопланетяне прочитали Коваля, они бы прониклись симпатией к землянам, — сказала Дина Рубина.
Лев — кому-то по телефону:
— Ну, что ты унываешь — того не стало, другого. Пойми, мы уже в таком возрасте, нам надо только радоваться всему: ты жив, видишь солнце! Надо больше пить чай, разговаривать с детьми, вразумлять внуков. Как только подумаешь: я разменял девятый десяток, много это или мало? Не мало, но и не много! У нас еще масса возможностей! Жить, смотреть на деревья, ценить каждое мгновение! Если ты дожил до этого возраста — все, теперь уже не скоро.
Он делает эффектную паузу и добавляет:
— …Или в любую минуту.
— Читала в Лондоне лекцию, — сказала Бородицкая, — и приводила Артура Гиваргизова в пример как яркого представителя современной детской литературы.
— А нельзя меня было привезти как живой пример? — спросил Артур.
Вокруг любимые старики погружаются в забвение. Я выкраиваю время, полдня еду на перекладных, покупаю гостинцы. А на следующий день слышу:
— Ты бы хоть зашла когда-нибудь, совсем забыла меня, старика!..
Яша Аким вдруг по телефону перешел со мной на «вы».
— А вы приезжайте ко мне в гости — я буду рад. И съездите как-нибудь в Галич. Там хорошо. Я ведь родился в Галиче и провел там свое детство. Вы слышали мои стихи о Галиче? Мне уже больше восьмидесяти лет.
— Целую вас! — говорю я опечаленно.
— И я вас!.. — отвечает Яша.
В результате я забыла, какая у меня квартира. Пришла брать справку в ДЭЗ. В очереди стоят люди из нашего дома, сидит бухгалтер. Она спрашивает: