Танец отражений
Шрифт:
Она втянула воздух сквозь зубы. — Начинаю понимать.
— Подумай над этим. Я подумал.
— Лейтенант Айверсон был в ярости, когда вломился туда и обнаружил оплавленные картриджи. Он собирается подать протест по своим каналам.
— Пусть его. Если СБ выразит протест по поводу меня или моих людей, я выставлю свой — против них. Например, где они к чертовой матери были последние пять дней? Я без жалости и угрызений совести востребую этот долг с кого угодно, вплоть до Иллиана. Только пусть перейдут мне дорогу, и… — его враждебное бормотание смолкло.
Лицо Елены было зеленовато-бледным. — Мне… так жаль, Марк. — Она нерешительно
Он крепко вцепился в ее запястье. Ноздри Елены раздувались, но она даже не поморщилась. Он сел прямее; точнее, попытался сесть. — Да как ты смеешь меня жалеть! Я победил. Прибереги свое сочувствие для барона Риоваля, если тебе надо. Я его сделал. Одурачил. Побил в его же собственной игре, на его поле. Я не позволю тебе обратить мою победу в поражение ради твоих чертовых… эмоций. — Он выпустил ее руку. Она потерла запястье, спокойно на него глядя. — Вот в чем вопрос. Я могу избавиться от Риоваля, если мне дадут это сделать. Но если они будут слишком много знать — если у них будут эти чертовы записи, — они никогда смогут оставить это дело в покое. Чувство вины возвращало бы их к этому снова и снова, а они заставляли бы возвращаться меня. Не хочу, чтобы меня вынудили всю оставшуюся жизнь сражаться с Риовалем у себя — или у них — в голове. Он мертв, я жив, и хватит на этом.
Он замолк, потом фыркнул. — Согласись, для Майлза это было бы особенно скверно.
— О да, — согласно выдохнула Ботари-Джезек.
Снаружи поднимался дендарийский пассажирский катер, пилотируемый сержантом Таурой — первая порция Дюрон направлялась на орбиту на яхту Марка. Он помолчал, следя за катером, пока тот не исчез в вышине. «Да. Вперед, вперед, вперед! Прочь из этой дыры — вы и я, мы все клоны. Навсегда. Идите и станьте просто людьми, если сможете. Если я смогу.»
Ботари-Джезек оглянулась на него и произнесла: — Они настоят на медицинском обследовании, ты же знаешь.
— Ага, кое-что они увидят. Я не смогу скрыть побои и, бог свидетель, насильственное кормление — тоже… — как это по-твоему, гротеск?
Она кивнула, сглотнув. — Я думала, ты собирался… нет, не важно.
— Верно. Я же говорил тебе не смотреть. Но чем дольше я сумею избежать осмотра квалифицированным СБшным врачом, тем более неопределенно смогу говорить об остальном.
— Тебе точно нужно подлечиться.
— Лилия Дюрона проделала прекрасную работу. И по моей просьбе единственная медицинская запись об этом осталась у нее в голове. Я смогу уклониться.
— Не пытайся избежать лечения вообще, — посоветовала Ботари-Джезек. — Графиня это обнаружит, даже если всех остальных тебе удастся провести. И еще: я не верю, что тебе не требуется… чего-то большего. И не физически.
— Ох, Елена. Если я что и узнал за последнюю неделю — так это то, насколько все у меня в мозгу перепутано сверху донизу. Худшим из всего, что я повстречал в подвале Риоваля, было чудовище в зеркале: психологическом зеркале барона. Мое ручное чудовище о четырех головах. Доказавшее, что оно пострашнее самого Риоваля. Сильнее. Быстрее. Коварнее. — Он прикусил язык, прежде чем сказал слишком много — прежде чем это прозвучало так, словно он балансриует на грани слабоумия. Он подозревал, что скорее балансирует на грани нормальности, идя к нему долгим кружным путем. Трудным путем. — Я знаю, что делаю. На каком-то уровне я точно
— На паре записей… мне показалось, что ты обманывал Риоваля, симулируя расщепление личности. Разговаривал сам с собой…?
— Я никогда не обманул бы Риоваля какой-либо симуляцией. Он десятилетиями занимался тем, что копался на дне человеческого сознания. Но моя личность не совсем расщепилась. Вероятно, она… вывернулась наизнанку. — Нельзя называть расщепленным то, что ощущается таким глубочайшим целым. — Я не то чтобы решил это сделать. Просто сделал.
Она глядела на него с страшным беспокойством. Ему пришлось громко рассмеяться. Но явно подобная жизнерадостность оказала на нее не столь успокаивающее действие, как ему хотелось бы.
— Ты должна понять, — принялся объяснять он. — Порой безумие — это не трагедия. А стратегия выживания. Порой… это победа. — Он нерешительно помолчал. — Ты знаешь, что такое «черная команда»?
Она молча покачала головой.
— Как-то раз я побывал в лондонском музее. Давным-давно, в девятнадцатом и двадцатом столетии на Земле использовали корабли с паровыми двигателями, плавающие по поверхности океана. Жар для паровых машин получали от огромных угольных печей в недрах корабля. И там внизу нужны были дураки, чтобы кидать уголь в топки. Внизу, в жаре, грязи, поту и вони. Они чернели от угля, поэтому их и прозвали «черной командой». А офицеры и прекрасные дамы на палубе не имели с точки зрения общества никакого отношения с этим нищим никудышным придуркам. Но без них не было бы движения. Не было бы огня. Не было бы жизни. Не было бы пара. Черная команда. Невоспетые герои. Уродливые типы из низшего класса.
Теперь она, конечно же, подумает, что у него словесный понос. Желание пропеть на ухо Елене панегирик отчаянной верности его черной команды сейчас было… возможно, не самой удачной идеей. «Ага, меня никто не любит», — жалобно шепнул Рева. «Тебе стоит привыкать.».
— Не важно. — Он прекратил монолог и улыбнулся. — Но, могу сказать тебе, Гален после Риоваля кажется… просто крошечным. А Риоваля я разбил. В каком-то странном смысле, я сейчас себя чувствую необычайно свободным. И намереваюсь двигаться в этом направлении и дальше.
— Ты мне сейчас кажешься… извини… просто маньяком каким-то, Марк. Для Майлза такое нормально. Ну, привычно. Но он рано или поздно поднимается на самый пик, а потом в конце концов скатывается вниз. По моему, тебе следует беречься такого развития событий — у вас это может быть общее.
— Настроение словно вертят на конце эластичного троса, да?
Из ее губ невольно вырвался короткий смешок. — Да. — Я буду остерегаться перигея.
— Хм, да. Хотя обычно именно в апогее все вокруг разбегаются и ныряют в укрытие.
— Сейчас я к тому же накачался, ну, кое-какими болеутоляющими и стимуляторами, — заметил он. — А то не продержался бы последние пару часов. Боюсь, действие некоторых из них проходит. — Отлично. Быть может, она спишет на это кое-что из его болтовни, и в то же время это чистая правда.
— Хочешь, я приведу Лилию Дюрону?
— Нет. Я просто хочу тут посидеть. И не двигаться.
— По-моему, мысль хорошая. — Елена поднялась со стула и подобрала свой шлем.
— Зато теперь я знаю, кем хочу стать, когда вырасту, — внезапно заявил он ей. Елена замерла, подняв брови.