Тарен странник
Шрифт:
ТАРЕН СТРАННИК
Его трясла лихорадка. Он весь пылал. Ему казалось, что он с трудом продирается сквозь горящий лес, пламя проникает внутрь, раскаляет голову, готовую разорваться от безумной боли. Он метался на соломенной подстилке, не различая ни дня ни ночи. Часто в его видениях возникали полузнакомые расплывающиеся лица. Эйлонви, друзья, все, кого он любил, появлялись и тут же ускользали от него, уплывали и менялись, как несомые ветром облака. А то наплывали кошмарные видения, от которых он вскрикивал и в ужасе скатывался с подстилки на пол. Однажды ему показалось, что над ним склонился Ффлевддур.
– Тар-рен! Тар-рен!
Видение это было таким четким, что Тарен даже услышал голос барда.
– Отлично! На самом деле хватит валяться! – говорил Ффлевддур.
Тарен открыл глаза. Рядом с бардом сидел Гурджи, с тревогой глядевший на него.
Тарен протер глаза. Он не понимал, спит ли или бодрствует. На этот раз лица не исчезли. Он сощурился. Овечью шкуру сняли с окна, и солнечный свет проникал в хижину.
– Гурджи? И ты, Карр? – хрипло сказал Тарен. – Ффлевддур? Что с тобой случилось? От тебя осталась половина!
– Не тебе говорить о внешнем виде, старина, – усмехнулся бард. – Если бы ты мог видеть себя сейчас, уверен, ты не стал бы спорить со мной, кто из нас лучше выглядит.
Все еще не совсем пришедший в себя, Тарен обернулся к Гурджи, который радостно подпрыгнул и забил в ладоши.
– Добрый хозяин опять здоров! – закричал Гурджи. – С ним все в порядке! Нет ни стоналок, ни дрожалок, ни плясучих трясучек! И это верный, умный Гурджи, тот, кто заботился о нем!
– Это правда, – согласился Ффлевддур, – последние две недели он суетился и квохтал над тобой, как наседка, и заботился так, будто ты один из его любимых ягнят.
Гурджи радостно и гордо заулыбался.
– Из Каер Даллбен я летел стрелой, – продолжал бард, – э-э-э… ладно, почти как стрела. Правда, я немного заблудился, а затем повалил снег. Ллиан проваливалась в сугробы по самые уши, и, в конце концов, даже она вынуждена была остановиться. Некоторое время мы укрывались в пещере… Клянусь Великим Белином, я думал, что уже никогда не увижу солнечного света! – Ффлевддур потряс своим обтрепанным, в дырах и пятнах грязи, плащом. – В таком путешествии нетрудно и обноситься. Не говоря уж о том, что три четверти пути я не имел и крохи во рту. Просто умирал с голоду. К счастью, Карр нашла нас и повела кратчайшей дорогой.
Тут и Карр довольно пощелкала клювом.
– Что касается Даллбена, – не умолкал Ффлевддур, – то он был расстроен намного сильнее, чем хотел показать. Однако он сказал мне на прощание: «Тарен не сын пастуха, но останется он там или нет, решать ему».
Тарен улыбнулся.
– И вот я поспешил вернуться, как мог, – заключил свой рассказ Ффлевддур. – Увы, быстрее добраться до тебя я не сумел. – Он покачал головой. – Гурджи рассказал, что с вами случилось.
– Краддок мечтал о сыне, – медленно заговорил Тарен, – как и я мечтал об отце. Может быть, я был бы счастливее, если бы поверил ему, кто знает? Ни я, ни Гурджи не в силах были помочь ему. Ради Краддока я подал сигнал из рога Эйлонви. Если бы я сделал это чуть раньше, возможно, он бы и не погиб. Это был мужественный и гордый человек с добрым сердцем. Теперь он умер. Я долго берег последний зов моего боевого рога, и вот, когда потратил его, то, оказалось, потратил впустую.
– Впустую? – возразил Ффлевддур. – Я так не думаю. Ты сделал всё что мог, ты не пожалел использовать последнюю возможность спасти Краддока, а значит, старался не впустую.
– Есть то, чего ты не знаешь, – прямо посмотрел на барда Тарен. – То, чего не знает никто. Ведь первой моей мыслью было оставить Краддока на выступе над пропастью.
– Да ладно, – отмахнулся Ффлевддур, – у каждого человека бывают мгновения страха. Если бы мы все вели себя так, как нам часто хочется, потакали своим худшим чувствам и мыслям, немало горя прибавилось бы в Прайдене. Считаются дела, а не мысли.
– Но в этом случае я приравниваю свои мысли к скверным делам, – холодно ответил Тарен. – Не страх меня сдерживал. Хочешь знать правду? Я стыдился своего неблагородного происхождения, так стыдился, что это отвращало меня от ни в чем не повинного человека. Я мог бы оставить Краддока умирать. Да, умирать! – выпалил он, – Потому что надеялся таким образом освободиться от него! Я стыдился быть сыном пастуха. Теперь я стыжусь самого себя.
Он уткнулся лицом в соломенную подстилку и больше не вымолвил ни слова. Друзья остались зимовать в хижине, и мало-помалу силы возвращались к Тарену. При первой же оттепели, когда снежный покров долины вспыхивал под острыми лучами солнца и ручьи вырывались из-подо льда, Тарен вышел за дверь ранним утром. Он стоял на пороге хижины, смотрел на склоны гор с бледно-зелеными пятнами прогалин и размышлял о том, что так давно томило его.
– Скоро станем собираться в дорогу, – сказал Ффлевддур, ходивший навестить Ллиан и лошадей, – Дороги очистятся. Озеро Ллюнет где-то неподалеку. С помощью Карр мы быстро отыщем его.
– Я долго и упорно думал об этом, – ответил Тарен. – Всю зиму я старался решить, что должен делать, и никак не мог найти ответа. Но одно мне ясно, и я сделал свой выбор. Я не стану искать Зеркало.
– Что ты говоришь? – вскричал Ффлевддур. – Я не ослышался? Прекратишь поиски? Именно теперь? После всего, что ты претерпел? Тарен, мальчик мой, ты поправил здоровье, но не мозги!
Тарен отрицательно покачал головой.
– Я не стану искать. Мой поиск принес горе всем вам. А меня он привел не к чести, а к стыду. Да, мне больно за того Тарена, который стоит перед вами. Я хотел быть благородного рода, так страстно желал этого, что поверил в то, что это правда. Высокое происхождение – вот то, что казалось мне самым главным в жизни. Я мог восторгаться Аэдданом, научился уважать Краддока. И все же считал, что простое происхождение принижает их, делает незначительнее, чем они есть на самом деле. Оттого и ценил меньше, хоть и восхищался ими от души. Теперь я понимаю, что это люди настоящие. Благородные? Да, они гораздо благороднее меня.
Тарен оглядел своих спутников. Они молчали, опустив головы.
– Я не горжусь собой, – тихо продолжал Тарен, – и никогда, может быть, не смогу. И если я вновь обрету чувство собственного достоинства, то найду его не в том, кем я был или кто я есть, но в том, кем я могу стать. Не по рождению, а внутри себя, в самом себе.
– Тогда всё решено, – сказал бард, – лучше всего будет собрать наши вещички и отправиться в Каер Даллбен.
Тарен отрицательно покачал головой.