Таящийся ужас 3
Шрифт:
— Простило ли ономеня? — приглушенно спросил Стоун.
— Не будет тебе прощения, покуда сияют звезды над озером…
И тут же Стоун повернулся на бок, а через мгновение умер.
Едва умолк голос Синглтона, как в комнате воцарилась тишина, так что мы могли расслышать дыхание друг друга. Бестактный Томбли первым нарушил молчание:
— Я полагаю, что вы все же отрезали головку и привезли ее с собой в банке со спиртом?
Синглтон неожиданно строго
— Мы похоронили Стоуна в таком состоянии, в коем он пребывал.
— Но, — продолжал неугомонный Томбли, — ведь все это действительно звучит как-то чудовищно.
Синглтон напрягся.
— Я и не ожидал, господа, что вы во все это поверите, — сказал он. — Но вы не могли забыть слова, произнесенные мною в самом начале, и я повторю их: несмотря на то что я все это сам видел и слышал, я, тем не менее, отказываюсь верить самому себе.
Чарльз Ллойд
Красные перчатки
— Разумеется, миссис Уиллоуби, я прекрасно понимаю ваши чувства в столь деликатном вопросе, однако продолжаю твердо настаивать на том, что ваша мать будет чувствовать себя гораздо лучше, если ее поместят в специальную лечебницу и обеспечат самый тщательный и всесторонний уход. Я абсолютно уверен в том, что о полном излечении не может идти и речи, так что, по моему мнению, будет гораздо лучше сложить с себя бремя ответственности и переложить его на тех людей, которые как раз предназначены заниматься подобными делами.
Миссис Уиллоуби подняла на доктора встревоженный взгляд:
— Но она даже слышать об этом не хочет! Как бы ни были хороши все эти заведения, но в них человек неизбежно ощущает себя кем-то вроде… заключенного. Это убьет мою мать… и потом, если не считать этих ее отдельных и весьма редких приступов, она в целом остается таким же здравомыслящим человеком, как вы, доктор, и я.
— Что ж, право на окончательное решение остается за вами. Если вы считаете, что ей действительно лучше оставаться здесь, пока не наступило ухудшение состояния, мне, пожалуй, больше нечего сказать. Я бы только порекомендовал вам наряду с сестрой Чартерис нанять также ночную, сиделку; при этом я настоятельно советую ни днем ни ночью не оставлять миссис Хинтон одну. У меня есть на примете одна весьма надежная женщина, которую я мог бы вам рекомендовать. Если не возражаете, сегодня днем она подойдет к вам.
Молодой доктор вынул из кармана часы, взглянул на них и продолжил:
— Если же окажется, что все эти меры недостаточно эффективны, искренне сожалею, но, боюсь, нам придется предпринять иные, более решительные действия.
С этими словами он встал и взял с комода свои перчатки и шляпу.
Миссис Уиллоуби проводила его вниз до стоявшего у дверей новенького «бьюика».
— Большое вам спасибо и искренне прошу извинить за причиненное беспокойство. Я всегда была уверена в том, что вы сделаете все, что от вас зависит, лишь бы помочь нам. Но мне просто невыносима сама мысль, что моя мать окажется заперта в одном из подобных мест.
Она протянула руку. Бледный луч солнечного света, пробивший сумрак раннего весеннего утра, приятно заиграл в ее медового цвета волосах.
Доктор Бурлей с обожанием взглянул на нее и улыбнулся. Ему было жаль эту молодую женщину, почти еще девушку, которая овдовела, когда ей не было и тридцати, похоронив погибшего в авиакатастрофе мужа. И вот новая беда — болезнь матери. Он был почти уверен, что в самом ближайшем будущем старуху все равно придется отправить в лечебницу. Впрочем, коль скоро ей был обещан надлежащий уход в домашних условиях, можно было и не торопить события.
Он повернул ключ зажигания, автомобиль медленно тронулся с места. Миссис Уиллоуби неторопливо поднималась по ступеням дома. Она пребывала в полной уверенности, что делает именно то, что нужно. Войдя в гостиную, она бросила взгляд на часы: одиннадцать. Пора было заняться и покупками. Куда вот только Мери запропастилась? В школу ей надо было идти только в следующий понедельник, а кроме того, девочка так любила ходить с ней по магазинам. Она подошла к двери, которая вела в сад:
— Мери! Ме-ри!
В этот момент отворилась дверь из кухни и показалась служанка, которая несла в руках поднос с серебряными столовыми приборами.
— Мне кажется, — после некоторой паузы проговорила она, — что мисс Мери наверху — с медсестрой и миссис Хинтон.
Миссис Уиллоуби поблагодарила ее и поспешила наверх, в комнату матери. Поднявшись, она медленно приоткрыла дверь. Старая леди восседала на софе — сноп солнечных лучей из широкого окна падал на лежавшую у нее на коленях наполовину связанную шаль ярко-оранжевого цвета. У нее было полное и вместе с тем неестественно бледное лицо. В ногах старой женщины расположилась Мери, листавшая затертый, обтрепанный альбом с фотографиями.
— О, бабуля, неужели ты и вправдуносила такие платья? — изумленно спрашивала девочка, тыкая грязноватым пальцем в фотографию, на которой была изображена женщина в костюме, который в девяностых годах предназначался для загородных поездок на автомобиле.
— Да, милое дитя.
Миссис Хинтон подняла взгляд на вошедшую дочь.
— Дорогая, ты пришла для того, чтобы забрать Мери, не так ли?
— Нам пора ехать за покупками. Тебе хотелось бы чего-нибудь?
— Нет, пожалуй, нет. Может, вам что-нибудь придет на ум? — спросила она, поворачиваясь к медсестре Чартерис, которая сидела рядом с ней на стуле и читала газету.
— Нет, миссис Хинтон. Полагаю, что сегодня утром вам ничего не понадобится.
— Ну, беги и быстренько надень пальто, — проговорила миссис Уиллоуби, обращаясь к дочери. — А я пока подожду тебя в холле. Надеюсь, мы обе спустимся одновременно. И не забудь помыть руки, — прокричала она вслед своей восьмилетней дочери.