Тайна архивариуса сыскной полиции

Зволинская Ирина

Я пережила. Пережила я и смерть родителей. И вот она моя благодарность… я не приходила на исповедь долгие полгода.

Батюшка задержался рядом со мной всего на миг, но этого мига хватило, чтобы самой себе пообещать:

– Я приду завтра.

Едва заметный кивок головы, всё понимающая улыбка. С души будто сняли неподъемный камень. Я смотрела, как он уходит от меня к другим мирянам, и впервые за долгое время дышала полной грудью.

– Маша! – окликнули меня.

Я обернулась и увидела Петра.

– Петя? – удивилась я. – Я

думала, ты на Моховой.

– Да вот, – он подкрутил ус, на нас начали оборачиваться, и Чернышов тихо пообещал: – После поговорим.

Священник обошел столы, обрызгивая яства святой водой. Я быстро связала свое добро обратно в узелок, взяла Петю под руку и вывела на улицу.

– Так всё же, почему ты здесь? – я поправила платок на голове и подула на мгновенно озябшие руки.

– Да, случайно. Был тут рядом, – отмахнулся Петр. – Давай сюда, – Чернышов забрал у меня узелок и всё бы ничего, да только я заметила непривычно внимательный взгляд, которым он смотрел на мои ладони.

Случайно? Что-то не верится.

Несколько минут мы шли по направлению к моему дому, и все мысли о прошлом окончательно вылетели из моей головы, их заменили догадки и предположения, одна страшнее другой. Случайность или реальные опасения за мою жизнь уже не только ночью? В предпраздничный день, в церкви? На Службе.

Низко задрожала земля. Трамвай медленно и тяжело, словно огромная металлическая гусеница, приближался к остановке.

– На трамвае или пешком? – спросил меня Петр.

– Пешком, – ответила я. – Редкий день: дождя нет, да и ветер не сильный.

Всю дорогу Петр сыпал шутками так отчаянно, что мне стало по-настоящему страшно. Мы почти дошли, до моего дома оставалось всего ничего, я не выдержала и, резко остановившись, посмотрела на Чернышова.

– Петя, достаточно.

Он отвел глаза.

– А теперь, говори.

Чернышов помрачнел и, задержав взгляд на единственном во дворе дереве, попросил:

– Покажи мне правую ладонь.

Я вытащила из муфты руку и, мимоходом отметив дрожащие пальцы, раскрыла ладонь.

Пётр указательным пальцем провел по горизонтальному рубцу на моей руке и, прикрыв глаза, тихо выругался.

– Я всё же надеялся, что мне привиделось.

Он снова замолчал. Во двор забежали трое бойких мальчишек с самодельными рогатками в руках.

– Пли! – звонко выкрикнул самый старший.

Лишенные листьев тонкие ветви дерева качнулись. Стая черных ворон с пронзительным карканьем взметнулась в небо. Я зябко повела плечами, провожая птиц взглядом, и позвала:

– Петя…

Чернышов хмуро на меня посмотрел.

– Если ты хотел нагнать на меня страху, у тебя получилось еще вчера.

Он крякнул, но глаза его оставались серьезными. Пётр накрыл мою руку своей и крепко сжал.

– Мария Смирнова – рабочее имя Марго. Задушена во время или сразу после соития, на руке порез. Дорогая девка, тело нашли быстро. Это было в январе. Проверены записные книжки, опрошены клиенты. Убийцу нашли.

Студент, долго копил на это свидание. Божился и клялся, что не виноват, да только все они невиновные. Дело закрыли. А несколько дней назад второе убийство. Натали, в миру Мария Звонарева. Ладно бы имя, ладно бы похожие обстоятельства. С такими мужчины не сдерживаются. Но у жертвы был свежий порез на ладони, и Скворцов припомнил то январское дело, а вчера за обедом обмолвился мне.

– Третья девушка? – я аккуратно забрала ладонь.

– И третья, – подтвердил Петр. – Откуда у тебя шрам?

– Я не помню … – муфта не грела, и ледяные пальцы не гнулись. – С детства, кажется.

– Есть ли у тебя предположения о личности убийцы?

– Нет, – честно ответила я, – никаких.

– Убийства связаны с тобой, это очевидно. Первый подозреваемый – князь.

– Это не Милевский! – мотнула я головой. – Мы год жили под одной крышей, он бы триста с лишним раз успел меня убить! Не думаю, что его сиятельство стал бы таким образом удовлетворять свою страсть! Да и как бы он осуществлял отбор? Документы просил, прежде чем приказать девушкам раздеться?

Господи, что я такое говорю… и почему ничего не видно? Я моргнула, по щекам побежали горячие слезы. Утерла лицо и устало посмотрела на Петра.

– Жертвы были одеты. Даже слишком для того, чем только что занимались.

Голову стянул металлический обруч, меня замутило. Чернышов поджал губы и твердо сказал:

– Князь не убийца.

От резкого облегчения я пошатнулась.

– Так считает Белянин, так считаю и я. В том-то и проблема, Маша: Милевский чист как стеклышко, единственное пятнышко на котором – ты. Государев племянник и дочь опального графа Шувалова. Эта связь – позор царской семьи. О его опекунстве при дворе не судачил только ленивый! Да даже в нашем министерстве!

– Его выставят безумцем … – похолодела я.

Еще один уголек в тлеющий костер несовершившейся революции.

– Князь предупреждал, что покинет столицу сразу после суда, но почему-то изменил планы и остался в городе. Лучше бы уехал, – буркнул Петр.

– Предупреждал? Кого предупреждал?

Чернышов осекся и потемнел лицом.

– Меня, – тихо признался он.

– Тебя… – я прикрыла веки.

Чернышов. Господи, а я еще просила Белянина его повысить.

«Он слишком образован для простого помощника следователя, Андрей Аркадьевич, это несправедливо!»

«У него свои задачи, Машенька, – отвечал мне начальник. – Уж поверьте, я глубоко его ценю».

Слишком образованный, слишком вышколенный, слишком …мой друг. Три года изо дня в день. Рядом со мной.

– Что ж, надеюсь, тебе хотя бы достойно платили за пригляд.

И не лги, не лги хотя бы себе, что ты ни о чем подобном не подозревала!

– Маша … – с тоской посмотрел на меня Петр.

– Петя, перестань, – я выдавила улыбку и протянула руку, предлагая ему вернуть мой узелок, – я ни в чем тебя не обвиняю.