Тайна архивариуса сыскной полиции
Шрифт:
Три свечи – желтая, зеленая и красная – торжественно зажглись в руках священника. В сердце словно загорелся цветной огонек. Отец Павел взглядом обвел наши ряды. Вася дернул меня за локоть, я повернулась к мальчишке и щелкнула его по носу. Начался Крестный ход.
Людской поток отрезал нас от адвоката. Мы обошли вокруг храма, приветствуя воскресшего Спасителя. Анна вдруг зашлась в надсадном кашле. Вася, который шел чуть впереди, остановился и бросился к нам.
– Идемте домой, – покачала я головой.
– Праздник
– Болезни всё равно, – вздохнула я.
Мы вернулись. Я помогла Анне раздеться и, убедившись, что жара нет, сбегала к себе за горчичниками. Кашель стал реже и тише, она уснула. Я обняла Василия и, оставив их одних, ушла спать.
Я так и не причастилась. Мысль саднила, пульсируя, будто нарыв. Но усталость сделала своё дело, её заглушив.
Глава 5
Яркие лучи солнца разбудили меня утром Воскресения. Я успела ополоснуть лицо перед приходом гостей. Анна улыбалась и выглядела значительно лучше. Счастье!
– Христос Воскресе! – радостно улыбнулся Вася.
– Воистину Воскресе! – засмеялась я в ответ.
На месте переднего зуба во рту у мальчишки зияла дыра. Троекратный поцелуй – и мы на узкой кухне.
Всё утро мы играли в покатушки – катали по дорожке из ткани цветные яйца, кто дальше. В честном сражении победил Вася, и я торжественно вручила ему петушок. Леденец был куплен мною с отложенных денег исключительно для него.
Да, это были поддавки. Но поддавки – честные.
– Куда пойдем? – спросила я довольного Василия.
– На Марсово поле, – ответила Анна. – Там, говорят, качели установили.
Вася мечтательно зажмурился. Качели взбудоражили его воображение.
Город бурлил. По Садовой невозможно было пройти, все спешили присоединиться к гуляниям и почему-то двигались в разные стороны. Наш единственный мужчина с деловым видом вёл мать и соседку в сторону Летнего сада. Мне все время казалось, что кто-то пристально смотрит мне в спину. Я несколько раз оборачивалась, но в таком плотном людском потоке я и Васю-то с трудом различала. Благо мальчишка держал меня за руку.
Что это, если не паранойя? Впрочем, что в ней удивительного? Я поежилась.
– Беги! – разрешила Анна сыну, тот уже притоптывал от нетерпения, поедая взглядом большую деревянную качель.
Детвора облепила конструкцию. Старшие дети заняли места посередине раскачивающейся лодки, младшие же с горящими глазами держались за горизонтальные доски ограды.
– Мария, Анна Константиновна, – подошел к нам Петр. – Христос Воскресе!
Я расцеловала Чернышова, радуясь встрече. Праздник! Весна! Счастье и улыбки вокруг!
– И всё же ты – настоящий сыщик, Петя, – серьезно заявила я, не выдержала и расхохоталась – он подбоченился и, лихо опустив кепку на ухо, подкрутил
– Почему это? – глаза его смеялись.
– Как ты нашел нас среди людей?
– А вы на пригорке стоите, – раскрыл Чернышов секрет. – Вас отовсюду хорошо видно.
– Мари! – громко крикнули в толпе, мягко грассируя «р».
Клер? Здесь? Я обернулась: раскрасневшаяся француженка, придерживая подол платья, сияюще улыбалась. Действительно Клер! Светлый праздник – лучший повод для приятных встреч!
– Мари, это вы! Какая счас-ливая встреча! – воскликнула она со своим прелестным акцентом, а я непроизвольно поморщилась: кожаные ботинки её были в грязи.
Заиграла веселая музыка, чуть в стороне толпа расступилась, освобождая площадку для танцев. Всеобщее ликование будоражило кровь. Грязь? Тоже мне беда! Я и сама притопнула в такт музыке и, шагнув навстречу француженке, радостно поздоровалась:
– Добрый день, Клер!
Она ускорила шаг и, поздоровавшись в ответ, правой ногой по щиколотку увязла в грязи. Петербург. Про калоши всё же стоит сообщить.
– Oh-l`a-l`a, – она растерянно оглядела равномерно серый цвет ботинка, благо высокого, а затем, махнув на него рукой, подняла на меня глаза и весело рассмеялась: – Зато я нашла вас!
– И то верно! – подхватила я и опомнилась: – Петр, Анна, позвольте представить вам мою знакомую – Клер Дюбуа. Клер приехала из Парижа!
– Вот как? – удивился Петр. – Рад знакомству! Христос Воскресе! – он подался к ней, Клер испуганно отпрянула.
– Это такой обычай, Клер, – пояснила я. – Называется «христосоваться».
Петр смущенно крякнул и, чтоб избавиться от возникшей неловкости, подал Анне руку, утягивая танцевать.
– Хри-стосо-ваться? – переспросила Клер.
– Да. Мы поздравляем друг друга с Пасхой и троекратно целуемся.
– Целуетесь? – еще больше удивилась она.
– Христос Воскресе! – подбежал ко мне какой-то румяный молодчик и, схватив мои плечи, расцеловал, наглядно продемонстрировав праздничный обряд.
– Воистину Воскресе! – рассмеялась я, чуть отталкивая юношу. Он сверкнул глазами и, ничуть не огорчившись, ушел, а я повернулась к шокированной иностранке.
Музыка становилась громче, круг танцующих ширился. Смех, веселье, поцелуи – всё это пьянило почище самой крепкой водки!
– Отказывать не принято, – развела я руками. – Даже император не брезгует этой традицией!
Клер свела брови к переносице, обдумывая мои слова, а затем, стянув перчатки, встала напротив и крепко взяла меня за руку, вынуждая остановиться на месте – оказывается, я так и пританцовывала!
– Христос Воскресе! – сказала она с таким очаровательным акцентом, что я умилилась. Ох уж это французское «р»!