Тайна гадкого утёнка
Шрифт:
– Кто же из птиц не слышал об инкубатории, - выглядывая из-за печи, отозвалась хозяйка.
– Ну, и кем же вы там работали, позвольте узнать?
– поинтересовался воробей.
– Сестра-акушерка. Меня уважали, был приличный денежный оклад… А теперь, как видите, хожу по деревням и помогаю тамошним жительницам благополучно разродиться. Апчхи! Хотя, знаете… Съесть ничего не съем, но чего-нибудь согревающего, пожалуй, бы выпила.
Достав из-под салопа небольшой узелок и выложив из него на стол несколько медяков, ехидна пересчитала имеющиеся у неё средства. Скосив
– Чаю, быстро, – сказал он.
– И капни туда чего-нибудь покрепче, для лечебного эффекта.
– Проследив за тем, как жена кинулась всё исполнять, воробей вновь обратился к постоялице.
– Можете переместиться к огню. Там лавка. Усаживайтесь.
– Спасибо, - ответила ехидна и грузно, вразвалку, не забыв прихватить саквояж, перешла ближе к теплу.
Внутри печки, в которую воробьиха подбросила нарубленных поленьев, затрещал огонь. Запахло дымком; сделалось уютнее.
– Пойти приготовить вам комнату? Какую? С видом на юг или на восток?
– поинтересовался Шпац.
– Какой уж там вид. Темно ведь, - растягивая рот в улыбке, отчего вздернулся нос, отозвалась ехидна.
– Вы правы. Но всё же?
– Если вы не против, я бы устроилась прямо здесь, на лавке.
– Извините, - обиженно заявил Шпац, - но у меня здесь не какая-то забегаловка, по лавкам никто не ночует. Или вы снимаете комнату, или я попрошу вас вернуться туда, где вы только что были. Извините, но такие правила, ничего не могу поделать.
– Сколько же у вас стоит комната?
– А сколько у вас есть?
– спросил воробей и, не дожидаясь ответа, предложил: - Знаете, дайте мне три ваших монетки, и мы с вами будем замечательно квиты.
Расставшись с деньгами, носатая повитуха горестно вздохнула и тут же, поперхнувшись, вновь зашлась кашлем.
– Видите!
– в праведном негодовании вскричал воробей.
– Вам нужная чистая сухая постель. Я забочусь о вас, а вы, понимаете, устраиваете мне какие-то непонятные пререкания. Подождите, я мигом.
С этими словами, быстро семеня тонкими сухими ножками, Зиновий кинулся по лестнице на верхний этаж.
– Чай, - подошла воробьиха, протягивая с добродушной улыбкой большую фарфоровую чашку с выщербленным краем.
– Осторожно, - предупредила она, - горячий.
Взяв чай, ехидна отчего-то вдруг подумала: «Интересно, - спросила она себя, - как, имея на лице такую неудобную штуковину, как клюв, вся эта птичья мелюзга умудряется улыбаться? Но ведь улыбаются же. Добрая, простая женщина, - делая глоток, подумала она с благодарностью.
– А муж у неё - скряга. А я - подлая обманщица, негодяйка. О-хо-хо!»
Глава III
Непредвиденные осложнения
Утром из комнаты ночной постоялицы никто не вышел. Хотя Зиновий уже отдал распоряжение супруге - приготовить кружку горячего чая, который он намеревался преподнести вместе с выписанным на клочке бумаги счётом:
3 фаунрубля за ночлег (уплачено)
1 фаунрубль за чай с лечебным бальзамом (2 шт.) ----------------------------------
Итого 4 фаунрубля
Примерно к одиннадцати воробьям пришлось подняться на второй этаж самим. В дверь комнаты постучал супруг.
– С вами всё в порядке?
– наклонившись к замочной скважине, спросил он.
– Вы спите или уже проснулись?
Донёсся то ли возглас, то ли на стон.
– Открывай, - шепнула воробьиха.
– Тут что-то не так.
Зиновий осторожно толкнул дверь.
Они увидели лежащую под одеялом ехидну, которая с трудом, хрипло дышала.
– Что с вами?
– забеспокоилась воробьиха.
– Совсем плохо?
– Думала, утром отравлюсь в Фаунград… - прерывая речь, пролепетала больная.
– Хотела задержаться всего на ночь… Боюсь, придется отлежаться ещё денёк.
– А я говорил, - поспешно вставил воробей, - подкрепитесь ужином. Хорошая пища ещё никому не навредила. Но только учтите: придётся взять с вас ещё несколько фаунрублей - за будущий ночлег. И потом, вы ведь наверняка захотите покушать.
– Не могу, - слабо замотала головой ехидна.
– Никакого аппетита.
– Галя, кусочек мой, сделай что-нибудь вкусненькое, - попросил Зиновий, после чего перевёл взгляд на повитуху и назидательно приподнял крыло: - Нет, вы просто-таки обязаны покушать, - заметил он.
– Не будет сил - не сможете подняться и никуда не пойдёте. А не пойдёте - мне снова придётся брать с вас за постой, а у вас, извините, совсем ничего. И что тогда?
Ночью сделалось хуже. Постоялица безостановочно, с каждым вздохом стонала и то и дело закатывала глаза, проваливаясь в беспамятство. Стоя у постели, воробьиная чета не знала, что предпринять. Тихо совещались.
С трудом приподняв веки, ехидна поглядела перед собой. Всё плыло, как в прачечной, в которой кипят котлы. «Что со мной? Где я?
– подумала она.
– Сплю или всё на самом деле? Воробьи. Откуда? Кто они? Ах, да!..
– вспомнила она наконец.
– Роды, ночь… Постоялый двор… Тогда кто я? Как меня зовут?
– Она всерьёз перепугалась, обнаружив, что не может вспомнить своего имени.
– Варвара! Варвара Николаевна, ехидна. Вспомнила!
– подумала она с облегчением, однако тут же с грустью добавила: - Преступница и негодяйка. Зачем я так поступила? Ни за что не прощу себе. Болеешь, мучаешься? Поделом!»
Всё так же сквозь бред и туман ехидна услышала, как двое у её кровати обсуждают создавшееся положение. Советуются - посылать за врачом или нет. Воробей убеждал, что врач стоит денег, а у той, которая в постели, едва хватит ещё на две ночи постоя: он видел. Кто должен платить доктору? Он, воробей? Ну нет, это было бы неразумно! Возражая мужу, воробьиха ответила, что, если не будет врача, больная может внезапно умереть. Так и так понадобится врач: кто-то должен засвидетельствовать смерть.
– Ах ты, боже мой!
– шёпотом сокрушался воробей.
– Они меня все разорят! Что же нам делать, кусочек?