Тайна гадкого утёнка
Шрифт:
К тому времени Виктор Сергеевич успел обзавестись собственным предприятием, о котором мечтал. Продав отцовский дом где-то на отшибе, он взял в банке кредит, добавил эту сумму, к тому, что удалось выручить за отцовскую хибару, и приобрёл старое одноэтажное здание в Мелкопесочном переулке. В дальних комнатах, через которые можно было пройти на задний двор (позже там разбили палисадничек, посадили настурцию и укроп), решили жить, а в бывшей широкой гостиной, смотрящей окнами на улицу, запланировали обустроить торговое помещение.
Откровенно говоря, поначалу Виктор Сергеевич не думал
Так со временем в Мелкопесочном переулке выстроился магазинчик, о котором уже говорилось. Смущало лишь то, что расположение было не из самых выгодных: узкий переулок, далеко от центра… Но селезень не поленился и поклеил в округе объявления. Постепенно торговля пошла. Пришлось даже взять наёмного работника: ящерицу Николая из семейства хамелеонов. Пока Виктор Сергеевич занимался другими важными вещами, Николай (или просто Коля, «ребёнок» двадцати восьми лет) стоял за кассой и обслуживал покупателей.
Настал **14 год. Утёнок Вильям Ряскин был записан в гимназию. От костылей родители отказались сразу. Заказали у сапожника пару ботинок. На одном (правом) подошва должна была быть на полсантиметра выше.
Принеся из сапожной лавки распространяющие резкие запахи резиновых подмёток ботинки, отец серьёзно сказал:
– Привыкай, сын. Теперь ты будешь ходить только так: с одним толстым каблуком. Понимаю, не слишком удобно и весело. Но знаешь, судьба порой ставит перед нами трудности, чтобы мы их преодолевали. А преодолевая, мы или ломаемся, или делаемся сильнее. Выбор за тобой. Понимаешь, о чём я, Вильям?
– Да, папа, - ответил ему утёнок.
По его глазам селезень понял: этот малыш не так хрупок, как кажется. «Не пропадёт!» - радостно пронеслось у него в голове. Вслед за этим промелькнуло ещё несколько мыслей подобного же рода, но вслух Виктор Сергеевич сказал только это:
– Молодец.
Скупо проведя концом крыла по голове сына, он ушёл в свою комнатку рядом с верандой, где продолжал набивать опилками жуков.
«Бедняга Вилли» - это прозвище почему-то закрепилось. Так говорили о мальчике соседские кумушки.
– Несчастный, горемычный ребёнок, - сочувственно вздыхала какая-нибудь курица с продуктовой корзинкой, встречая Вилли и его мать на выходе из лавки зеленщика.
– Прекратите!
– резко высказывалась Паулина. – Какой он вам несчастный? Слава богу не слепой, не разбит параличом… А то, что прихрамывает… Ну так что ж: тише едешь, дальше будешь.
По правде говоря, в данной ситуации Паулина Викторовна всего лишь повторяла то, что внушил ей муж. Она сама, бывало, купая младенца, когда дело доходило до лапок, начинала киснуть и пускать слёзы, но Виктор Сергеевич её быстро окорачивал: «Не плачь, как над покойником, - говорил он.
– Что за мода!»
В гимназии среди зверят и птенцов тут же нашлось несколько «умников», решивших, что хромота Вилли - удачный предмет для шуток. Но после того, как Вилли бесстрашно кинулся в драку, толстый каблук на одном его ботинке просто перестали замечать, и у Вилли появились друзья.
В **15 году, когда Вилли перешёл во второй класс, будучи проездом, в дом Ряскиных наведался двоюродный брат Паулины Викторовны. Селезень Роман, мичман торгового флота. Он рассказывал о морях, о схватках со штормом… Показал несколько фотоснимков, на которых был запечатлён пришвартованный парусник и команда корабля во главе с альбатросом в капитанской фуражке и на деревянной ноге.
Больше всех этими рассказами проникся «бедняга Вилли». Дядя, можно сказать, заразил его солёными ветрами и хлопаньем натянутых парусов. И когда, погостив, брат Паулины Викторовны уехал, Вилли неожиданно заявил:
– Я придумал, – убеждённо сказал он.
– Когда вырасту - стану матросом.
– Сынок, - попыхивая трубкой, спросил отец, - что значит, матросом? Я хотел постепенно обучить тебя нашему делу. Ты должен после меня заведовать магазином.
– Пап, - искренне удивился утёнок, - ты что, предлагаешь мне торговать мясом? Но это скучно!
– Нет, ты только послушай, мать, что он говорит, - обратился Виктор Сергеевич к проходившей мимо супруге.
– Это всё твой кузен. Принесла его нелегкая! Вот зачем он пустился рассказывать о своих кораблях? Ведь ясно же, что на это клюнет любой несмышлёныш. Романтик, бес бы его побрал!
– Витенька, ты не прав, - скромно возразила Паулина Викторовна.
– При чём тут Рома? Если он и рассказал про то, что лучше всего знает, разве ж это его вина?
– Я понимаю, что он ничего такого не хотел, - вынужден был согласиться Виктор Сергеевич.
– Но он добился! Гляди: для мальца он теперь морской волк и пример для подражания, а я - скучный продавец колбас, трясущийся над лишней копейкой. Только ведь он не понимает, что почти все копейки уходят обратно банку, в счёт кредита. У меня стиснуты крылья. Думал, расквитаюсь с долгами, затем начну тихонечко копить… А там, глядишь, подрастёт сын, и мы вместе откроем ещё один магазин. А теперь? Вильяма, значит, однажды сдует в море, а я? Буду сидеть с подёргивающейся головой за конторкой, и мне никто не поможет очинить карандаш?
(Так много за раз Виктор Сергеевич ещё не говорил никогда. Во всяком случае, Паулина Викторовна не помнила.)
– Но у тебя есть Николай, - поразмыслив над отцовскими словами, ответил Вилли.
– Вот тебе и помощник!
– Сын мой, - не спеша промолвил селезень, - Николай - добрейшей души существо, готовое работать за самое мизерное жалование в Фаунграде… Но он глуп, как буфет, в котором мы держим чашки от сервиза. И потом, он мне не наследник, я не намерен передавать ему все дела.