Тайна гадкого утёнка
Шрифт:
– Я могу назвать вам номер, - прохрипела ехидна.
Рискуя заразиться, воробей наклонился ниже.
– Номер чего?
– спросил он.
– Запомните… Или запишите.
– Галя, кусочек!..
– внезапно разгорячившись, приказал воробей.
– Беги, лети!.. Ручку, бумагу! Срочно!
– Но она сейчас умрёт, неужели не видно?! Нужна не бумага, нужно лекарство!
– И то, и другое! Неси! Живо, в темпе!
Галя бросилась вон.
Когда она вернулась, с собой у неё были остатки бальзама в бутылке, ложка, огрызок карандаша и исписанная с одной стороны подсчётами в столбик бумага. Муж её, как помешанный,
– Эл-ноль-три-пять-восемь-один… Эл-ноль-три-пять-восемь…
Галин крик заставил его умолкнуть и остановиться.
– Она умерла?!
– Да, и что?
– И ты спокойно ходишь?!
– Кусочек, все животные когда-нибудь умирают. Что ты хочешь, я не понимаю?
Ехидна лежала, раскрыв рот. Длинный нос указывал куда-то ввысь и выглядел сейчас довольно уныло. Подойдя, Галина подняла неподвижную челюсть покойницы. Рот закрылся.
– Ну вот, - с досадой вымолвил Зиновий, - взяла отвлекла! Я совсем не помню цифр. Помню, но теперь не все.
– Зачем они тебе?
– О-о, кусочек!..
– лукаво прищурился воробей.
– Если я размотаю этот клубок… Хотя это и произошло много лет назад… Сладость моя, я чую: на этой тайне мы можем крупно заработать. А теперь пойду просить коня Тимофея, чтобы отвёз меня за Геннадием Карловичем.
– Как жаль, Зина, что ты не летаешь. Не пришлось бы звать Тимофея.
– Кусочек, что за пошлость? Летать! Я что, голодранец? Будь добра, оставь покойницу и погляди лучше, что у неё там в чемодане.
Взяв бумагу с карандашом, Зиновий попытался воспроизвести в памяти недавно повторяемые цифры.
– Эл-ноль-три… пять… Ноль-три-пять-восемь… А в конце? Снова ноль? Или всё же два? Чёрт меня задери, я совсем потерял последнее число! Или там «один»? Кусочек, не помнишь?
– Откуда?
– вытряхивая на одеяло содержимое саквояжа, ответила воробьиха.
– Здесь щипцы, тряпки… И какие-то ножницы.
– Вижу, - не отрывая взгляда от бумаги, отозвался Зиновий. Он спешил записать, по крайней мере, ту часть номера, которую помнил.
– Что там ещё? Документы?
– Он полистал паспорт.
– Варвара Николаевна Федосеева… Звание: из мещан… В браке не состоит… Так, так. Чудесненько!
– Что чудесненько, Зина?
– Когда поеду в город, мне это очень понадобится?
– Ты собираешься в город?
– Да, кусочек мой. Придётся тебе похозяйничать одной.
– И как долго ты собираешься там пропадать?
– Ты спрашиваешь меня? Спроси лучше те обстоятельства, которые встанут у меня на пути, пока я всё, как есть, узнаю. А когда я узнаю… О-о! Как же я тогда буду несказанно счастлив! Только ты - никому. Слышишь? Никто ничего не должен узнать.
– Даже Геннадий Карлович?
– Кусочек мой… ты что, ненормальная?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Утёнок или лебедь?
Глава V
Мясной магазинчик «Червячок-толстячок»
Если прибегнуть к сравнениям и сопоставить цивилизацию человеческую и научное-культурное развитие Страны птиц и зверей, то можно, пожалуй, с некоторой уверенностью заявить, что в **18 году Фаунград вместе с его обширными окрестностями находились примерно в нашем XIX веке. Это была эпоха парового двигателя и недавно изобретённого телеграфа. Конные повозки постепенно сменялись паровыми локомотивами (что очень не нравилось представителям отряда лошадиных); в богатых домах привыкали к первым электрическим лампам и звонкам. Мужчины носили шляпы-цилиндры, трости и сюртуки, а женщины (в основном знать и представительницы так называемых благородных профессий) затягивали тела корсетами, надевали под платья турнюры и в присутственных местах, а также на званых обедах обмахивались веерами.
Понятно, что для изобретения современных средств связи и передвижения необходимо как минимум обладать логикой и абстрактным мышлением. Из чего мы можем вывести заключение: жители птичье-звериной страны были не такими уж примитивными. Вот небольшой отрывок из монографии некоего господина Кедровского Л. А., голубой сойки и тамошнего крупного учёного. Вот что он пишет об особенностях строения мозга зверей и птиц.
«…хотелось бы отметить, что устройство мозгового аппарата какого-нибудь зяблика или, допустим, выдры фактически не имеет между собой каких-либо решительных различий. Здесь, как и в других случаях, мы наблюдаем ту же самую тройственная модель, о которой писалось выше, но о которой не лишним будет напомнить вкратце ещё раз.
Итак, первый отдел мозга или, проще выражаясь, «ствол» - самый древний. Он же самый простейший. Отвечает за выполнение организмом базовых функций: дыхание, сердцебиение… Невероятная прожорливость некоторых индивидов и готовность биться за лишний кусок тоже, кстати, находятся в компетенции этого мозгового участка. Особенно он развит у рептилий: крокодилов и клювоголовых. Кому «посчастливилось» общаться с этими, мягко выражаясь, милыми и высокоодарёнными созданиями, тот, несомненно, всё поймёт.
Теперь о втором участок нашего мозга. В научной среде он носит название лимбической системы. Его можно назвать вместилищем эмоций. Отвечает за заботу о потомстве, за чувство отчаяния или приподнятого настроения, когда всё идёт, как по маслу. В той или иной степени, этим обладают все, поэтому трудно сказать, у кого из зверей или птиц эта часть развита особенно сильно.
Ну, и наконец третий отдел мозга. Высший. Так называемый «неокортекс» или кора больших полушарий. Развился позже остальных и отвечает за мышление. Не обладай мы этим чудесным дополнением к нашему «стволу» и лимбической системе, мы не могли бы ни думать, ни говорить. Так что возблагодарим природу, мои любезные!
Да, надо отметить: неокортекс развит не у всех одинаково. Проще говоря, не все могут быть в равной степени умными. Отчасти с этим повезло представителям некоторых видов приматов. Но особенно выдающиеся показатели в области мышления были зафиксированы в лабораторных условиях у голубых соек. Этот факт неоспорим, об этом всюду написано, можно проверить. Список литературы прилагается в конце книги».
А теперь приблизимся к массивным воротам Фаунграда, предъявим сидящему в полосатой будке усатому и хвостатому сторожу документы, позволяющие свободно перемещаться по стране, и войдём в город.