Тайна гадкого утёнка
Шрифт:
Глава VII
Покажите нам, пожалуйста, детей
С этих пор Виктор Сергеевич стал задумываться. Он, конечно, сомневался, что восьмилетний Вилли вдруг возьмёт и однажды действительно поступит в моряки. «Пока будет расти, его мечты тридцать раз изменятся, - убеждал себя селезень.
– Так обычно бывает. Но вдруг?»
Поговорив с сыном ещё раз, Виктор Сергеевич сказал, что море никуда не денется. Если Вилли так хочется, то когда-нибудь, много лет спустя, хорошенько потрудившись за конторкой мясного магазина, он сможет подкопить деньжат
– Мне нравится его упорство, - среди ночи признался Виктор Сергеевич супруге.
– Но, сказать по правде, у меня на него были совершенно другие планы.
– Но я больше не смогу родить, Витенька, - с затаённым дыханием ответила Паулина Викторовна.
– Боюсь. И ты знаешь почему.
Всё дело было в дальней родственнице. Точнее, прапрабабке по материнской линии. У той тоже была короткая нога, и Паулина Викторовна почему-то решила, что это наследственное и не хотела обрекать себя на ещё одни страдания.
– Послушай, а что если нам… - начал было Виктор Сергеевич.
– Что?
– спросила жена.
Но Виктор Сергеевич не ответил. Думал.
Утром, поднявшись ни свет ни заря, он набил трубку табаком. Было сумеречно.
– Витя, - услышал он голос жены, - ты что-то вчера начал, но не договорил. Почему?
– Проснулась?
– перевёл на неё взгляд селезень.
– Ты что-то хотел сказать. Я полночи ворочалась, всё гадала: что? Витя, не молчи, я волнуюсь. Мне вредно.
Так, впервые в спальне Ряскиных были произнесены слова «сиротский приют» и «усыновление».
Детей в приюте хватало. Но в основном млекопитающие. И один черепашонок. Птиц было негусто. Аистёнок, совёнок и птенец лебедя.
Директрису (лису) они застали в приютской столовой, за отдельным столом под изящной акварелью в рамке. Она обгладывала жареного налима.
– Простите, что встречаю вас так, - сказала она, вытираясь батистовой салфеткой.
– Небольшой обеденный перерыв, знаете ли. К сожалению, вы пришли не в самый удачный момент. Год назад птенцов было побольше. Была прекрасная уточка-мандаринка, у неё в семье какая-то печальная история… Но девочку сразу удочерили. Всех, кто остался, вы видели. Но ребята хорошие, не сомневайтесь.
– Мы с супругой можем посовещаться?
– спросил Виктор Сергеевич.
– Сколько угодно, - вежливо улыбнулась лиса.
– Выбирайте любой стол, присаживайтесь. Подать вам чаю?
– Не нужно, благодарим.
Виктор и Паулина уединились подальше, у окна. Насчёт аистёнка были сомнения. Как-никак птица болотная; подрастёт - вряд ли отыщется общий язык. Совёнок… Совёнок, совёнок… Ну что ж, Виктор Сергеевич ни разу не сомневается, что ребёнок он хороший, приют его воспитал, но всё же - ночной образ жизни… Вдруг внутри него скрыт хулиган?
– Расскажите нам про лебедёнка, - попросила Паулина Викторовна, когда лиса вновь появилась.
– Что с ним? Мальчику восемь. Почему его до сих пор никто не забрал?
– Внешность, - горестно вздохнула директриса.
– Увы, судят у нас, как правило, по одёжке. И напрасно. Смышлёный малыш, всё ловит на лету. Но ужасно неуверенный в себе. Доброго родительского слова - вот чего ему не хватает.
– Мы можем познакомиться с его анкетой?
– спросил селезень.
– Кто он, кем были родители?.. Ну, и всё прочее.
Из тонкой папки с анкетными данными и краткой характеристикой Ряскины узнали, что лебедёнка зовут Кириллом; фамилия - Крылов. Кирюша Крылов. А что, в общем-то красиво! Мать отказалась от него с первых же минут, как только он вылупился из яйца. В чём причина - директриса не знала. «О таких вещах, мне, знаете ли, не говорят», - призналась она. При этом, впрочем, добавила, что по статистике лебеди редко отказываются от птенцов. Благородная птица. Как правило, представители знатных фамилий, с хорошими связями… Так что бедность, как причина, наверное, всё-таки отпадает. Хотя кто сказал, что все без исключения лебеди счастливы и не знают нужды.
– Вы правы, - согласился селезень.
– Жизнь слишком сложна. Сегодня ты на жёрдочке, завтра в грязи. Так значит, мы можем его забрать? Когда?
Глава VIII
Смышлёный, хваткий
Оформляя новые документы, Паулина и Виктор никак не могли решить: кем записать приёмыша. Фамилию после некоторых колебаний всё же поменяли: Ряскин (не Крылов). Но там была еще одна графа: «Порода, вид, семейство».
– Пиши «лебедь», - подсказала утка.
– Витенька, чего медлишь? Ведь он лебедь, значит, так и нужно писать.
– Но мы берем его к себе. Он будет жить, как мы, крякать, как мы… Не знаю, я лично собираюсь растить из него утёнка. Достигнет совершеннолетия, будет оформлять паспорт, - пусть пишет всё, что ему угодно. Решит, что быть утёнком для него слишком зазорно, - его право.
Сказав это, Виктор Сергеевич обмакнул стальное перо в чернильницу и под молчаливое одобрение супруги оставил в графе запись: «Утёнок».
Восьмилетний Кирюша и в самом деле оказался на редкость сообразительным. Главное, послушным: всё, что надо было делать по дому (селезень Виктор никому не давал сидеть, сложа крылья), он выполнял с готовностью и каким-то удовольствием. Словно натирать до блеска магазинный прилавок, мыть снаружи витрину или возиться под руководством Паулины Викторовны с граблями и лопаткой в палисаднике, было невероятным счастьем. «Вот что значит приютское существование, - глядя в такие минуты на расторопного птенца, думал селезень.
– Жизнь там, конечно, не сахар, но… дисциплина. С этим не поспоришь».
Очень скоро Кирилл привык называть Паулину Викторовну «мамой» и стал обращаться к ней на «ты». К главе дома пришлось привыкать чуточку дольше: Кирюша долго выкал и называл селезня по имени-отчеству.
Огорчало то, что отношения с приёмным братом никак не складывались. Родители почему-то были уверены: раз оба ровесники, то быстро поладят. Но однажды продавец Николай лично видел, как спешащему через магазин с ведром мыльной воды Кирюше утёнок исподтишка подставил ножку, и серый нескладный птенец растянулся в пенной луже. Когда на грохот примчалась мать, Вилли стал отпираться: мол, ничего не знает. Кирюша подтвердил: он упал сам, по неосторожности. Хамелеон Коля смолчал, но, когда всё утихло, признался Вилли, что всё видел: зачем Вилли врёт? Утёнок снова стал выкручиваться, утверждая, будто Коля ошибся: у него глаза вращаются, как телескопы, во все стороны; мало ли что ему привиделось! Но при этом было заметно: мальчишке стыдно.