Тайна гибели линкора «Новороссийск»
Шрифт:
Приказал развести пары в кормовом эшелоне. Носовой – дежурный – котел заглушили, и вовремя. Вода уже проникала в котельное отделение.
Осмотрел район взрыва: все деформировано, смято, исковеркано… Прибыл водолаз, доложил: «Огромная пробоина уходит под днище. Никакого пластыря не хватит, чтобы закрыть».
Очередной катер с Графской пристани доставил на борт «Новороссийска» начальника технического отдела флота инженер-капитан 1-го ранга Иванова, врио командующего эскадрой контр-адмирала Никольского… Иванов, флотский инженер с большим опытом, заверил меня:
– Мы, без сомнения, оставим корабль на плаву. Это же не шлюпка – линкор!
Стали прибывать аварийные партии с соседних крейсеров. Включались в работу… Завели с кормы конец на буксир,
«Я думала, папу похитила иностранная разведка…»
Любые списки личного состава начинаются с фамилий старшего по званию. Скорбный перечень имен погибших на «Новороссийске» моряков открывается с инженер-капитана 1-го ранга Иванова, начальника технического управления Черноморского флота, без пяти минут адмирала…
По странной игре обстоятельств пути корабля и этого человека переплелись не однажды.
Виктор Михайлович Иванов был назначен в состав приемочной команды итальянских кораблей, но в последний момент по служебным обстоятельствам ему пришлось вернуться в Севастополь, а вместо него полетел в Албанию контр-адмирал Зиновьев. Зиновьев в командировку лететь не хотел: плохо себя чувствовал, жаловался на сердце, и неспроста: по пути в албанский порт скончался. Тело его самолетом доставили на Родину и предали земле в Николаеве. «Новороссийск» же привел в Севастополь контр-адмирал Беляев. Иванов не раз бывал на этом корабле как начальник техупра, каждый раз поражался тому, сколь авантюрно был построен этот корабль в смысле живучести. Как будто те, кто планировал сей быстроходный красавец, не предполагали, что вражеские снаряды могут дырявить его корпус. И если с артиллерийской точки зрения линкор был грозной крепостью, то с инженерной – «плавучим гробом».
Вряд ли кто-нибудь еще, кроме Иванова, знал в ту ночь на «Новороссийске», сколь опасен этот старый «итальянец», но, доложив комфлоту о приближении крена к критической отметке и повинуясь приказу, он ушел вниз, в пост энергетики и живучести, зная, что идет погибать. И если поначалу у начальника техупра еще были надежды спасти корабль, то, побывав в ПЭЖе, вникнув в обстановку, он успел предупредить Пархоменко о надвигающейся беде. «Иванов поднялся на верхнюю палубу вместе со мной, – свидетельствует бывший офицер техупра инженер-капитан 2-го ранга Д.И. Мамонов, – и доложил комфлоту, что корабль находится в критическом состоянии, необходимо принять срочные меры по эвакуации личного состава. Этот доклад вызвал у Пархоменко яростный гнев. Он разразился в адрес начальника техупра грубой бранью за то, что тот покинул ПЭЖ без его ведома, и приказал ему немедленно вернуться на место и продолжать работы по спрямлению корабля».
Не подчиниться было нельзя… Что он перечувствовал в эти последние свои минуты? Что вообще может пережить тридцатисемилетний человек, зная, что его посылают на верную смерть, и нет ни времени, ни слов, чтобы перечить, умолять, объяснять… Надо идти. Так требуют присяга, долг, честь. Там внизу – его люди, его офицеры. Они обречены. Но надо идти к ним. Убежать, спрятаться, затаиться? Я не могу и предположить, что хоть одно из этих желаний смутило его душу добряка и бессребреника, душу настоящего русского офицера.
Едва Иванов скрылся в подпалубном люке, как линкор стал безудержно валиться на борт. Тело начальника техупра не нашли ни водолазы, ни рабочие, разбиравшие поднятый корабль…
– Я думала тогда, что папа все равно живой и что его, наверное, похитила иностранная разведка, – грустно улыбается дочь Иванова Галина Викторовна. – Ведь я была девчонкой-школьницей. Собиралась в то утро в школу, а мама сидела в спальне, очень напуганная ночным вызовом отца. Но ведь его вызывали часто.
В
С соседнего двора заголосил петух. Так странно было слышать его крик посреди Севастополя. Я в доме, где все обитатели, все вещи, книги, раковины, кактусы, фотопортреты, безделушки, старинный стол и семейное ложе вот уже тридцать третий год ждут возвращения хозяина.
– Мы учились с ним в одной школе, – не спеша рассказывает историю семьи милая интеллигентная женщина Нина Григорьевна Зленко, вдова Иванова. – Он шел старше двумя классами и был знаменитостью школы: держал первое место по бегу на коньках, занимался боксом. Познакомились в парке. Играл духовой оркестр, и ко мне подошел подтянутый моряк-курсант. Он учился на втором курсе «дзержинки», а я заканчивала десятый класс. И было это в подмосковном Серпухове накануне войны. Виделись потом только тогда, когда он приезжал в Москву на парады. Ну, еще на каникулах. Я училась в Москве в институте тонкой химической технологии. Поженились мы на четвертом курсе. Я потом «хвост» досдавала… Расписались на Арбате 14 января 1941 года. В мае – сессия. Но я чувствовала, что надвигается что-то страшное, небывалое… Витя получил назначение на Черноморский флот, а я поступила на военный завод, где работал отец, и уехала вместе с заводом в Бийск. Делала гранаты. А в сорок третьем приехала в Поти (Витин корабль стоял в этом порту), и там под Новый год родила девочку – Галю. Когда же корабли ушли из Поти в Севастополь, то снялась с места и я. И даже добралась товарняком в разбитый город на день раньше эскадры – 4 ноября. Всего-то и имущества – сверток с грудной Галей. Устроилась на Корабельной стороне в мазанке у бабули-попутчицы. Ютились у нее две семьи, спали на полу. Потом восстановили времянку во дворе, перебрались туда.
Виктор Михайлович всю войну прослужил на линкоре «Севастополь». На нем получил оба ордена Отечественной войны, Красную Звезду, медали… Потом был флагманским механиком на бригаде строящихся кораблей. Когда он уходил с линкора, командир его контр-адмирал Уваров издал такой приказ: «Будучи командиром Боевой части пять, Виктор Михайлович Иванов показал себя грамотным волевым офицером-моряком с высоко развитым чувством чести и ответственности за порученное дело. И в том, что линкор в кампании 1950 года добился почетного приза военно-морского министра за первенство в артиллерийской стрельбе, есть немалая заслуга и Виктора Михайловича.
За исключительно плодотворную работу по воспитанию и обучению матросов, старшин и офицеров и безупречную службу награждаю Вас денежным вознаграждением в сумме 1000 рублей и Именным Адресом».
Через два года Виктор Михайлович в свои тридцать четыре был назначен на адмиральскую должность – начальником Технического управления флота. Не подумайте, что я подчеркиваю этот факт из тщеславия, но ведь у него не было никакой «руки»! Отец – мастер на ситценабивной фабрике. Виктор всего добился сам, и этой высокой должности – горбом своим. Бывало, возвращался со службы домой – руки от усталости дрожали. А руки у него золотые были. Все умели – и туфли починить, и радиоприемник собрать…
В тот вечер мы ходили на концерт Игоря Ильинского с четой Врубелей. Або Юдович Врубель служил заместителем начальника тыла.
В половине второго ночи – звонок. Потом второй, третий… Витя вскочил. Стал одеваться. Я спросила: «Что случилось?» – «Да ничего. Вызывают. Спи». Вот и все наше прощание. Слышала, как подошла машина, завизжали тормоза. Он бежал навстречу. Так и исчез под визг тормозов… Обычно он к полудню приходил обедать. А тут все нет и нет. Я позвонила Врубелям. «Ой, сейчас Аба к вам подъедет!» Приехал. Весь черный с кровянистыми белками. Он тоже был на линкоре. И с порога: «Виктора Михайловича нет в живых».