Тайна гибели линкора «Новороссийск»
Шрифт:
«Мачта шла по звездам…»
Эту песню матросы «Новороссийска» сложили на мотив «Варяга»:
Объят тишиной черноморский простор,И плещутся волны игриво.И вдруг содрогнулся внезапно линкорОт грохота вражьего взрыва.От сна пробудил этот взрыв сразу всех,Сыграл «Боевую» дежурный.И стал заливать за отсеком отсекПоток беспрерывный и бурный…Сыграл «Боевую» дежурный…В ту ночь дежурным по кораблю стоял старший штурман линкора (командир БЧ-1) капитан 3-го ранга Михаил Романович Никитенко.
Дежурный по кораблю – должность особая. В отсутствии командира он всевластный хозяин линкора. Ему подчиняются все вахты, наряды, караул… Он – недреманная сторожевая часть мозга корабля. В случае внезапной атаки или беды он отдает самые первые приказы и распоряжения. Его показания для следствия имеют особое юридическое значение. Ныне (к 1988 году. – Н.Ч.) никого из командиров «Новороссийска», никого из корабельной «головки» – старпома, помощника, инженера-механика – в живых (кроме замполита) не осталось. В этом есть печальная закономерность: командир последним сходит с корабля и чаще всего первым уходит из жизни.
Забегая вперед, скажу: «новороссийцам» повезло, что в ночь на 29 октября дежурство по кораблю нес именно такой офицер, как Никитенко. Тут в черном пасьянсе судьбы «Новороссийску» выпала удачная карта. Жизнь Михаила Романовича Никитенко интересна сама по себе, безотносительно к линкору, ибо биография этого человека – весьма точный, хотя и нелицеприятный документ нашей эпохи. Джек Лондон непременно бы сделал его героем одного из своих рассказов. И если бы «Любовь к жизни» была им уже написана, он вполне бы мог его назвать – «История выжившего человека».
Он родился в 1922 году в семье крестьянина-середняка из села Борки, что под Полтавой. Был конь, и была корова. В 29-м отца вызвали в сельсовет и «рукояткой нагана» заставили вступить в колхоз. Свел Роман Никитенко на общий двор и коня, и корову. Коня было особенно жалко – бывший хозяин приходил по ночам подкармливать. А потом на сердце накипело – поругался с председателем и уехал от греха подальше в Белоруссию. Устроился конюхом в бобруйский Осоавиахим, присылал семье кое-какие деньги, изредка привозил хлеб. К тому времени (1933 год) разразился на Украине моровой голод. Рвали на реке траву-рогозу и ели. Кукурузные кочерыжки считались лакомством. Мать стряпала блинчики из сушеных липовых листьев. Соседи однажды проснулись поутру, а полсемьи так и не встали – мертвые.
– А мы выжили. Ходили в колхоз полоть буряки, за это давали баланду. Однажды пошли с матерью на дальнее поле. Я опустился на землю: «Мама, я полежу немного». Она уж думала, что я не встану. Взяла буравчик, прокрутила дырку в колхозной каморе, набрала конопли. Сварила отвар, и я пил. Донес бы кто – нас обоих за можай загнали бы. Но доносить было некому – все вокруг повымирали… Нас спас отец: приехал и увез в Бобруйск. В восьмом классе я, начитавшись Коцюбинского, стал писать свой роман – о голоде. Рукопись не сохранилась. В 36-м мы вернулись в родное село. Там я и закончил десятилетку. Как раз приехал дальний родственник – курсант Ленинградского военно-морского училища имени Фрунзе. Мне форма его очень понравилась. Решил тоже идти в моряки. Написал заявление, приехал в Ленинград: поздно, прием закончен. Может быть, и приняли бы, но сельсовет не дал мне характеристику, так как дед мой по матери был раскулачен. А какой он мироед – шестеро детей, белый хлеб по праздникам? Выселили из дома. Отец опять помог: вытряс из сельсовета бумажку, и я отправился в Баку, в Каспийское военно-морское училище.
В 41-м нас, курсантов-каспийцев, отправили в составе морского десанта в Иран. Мы с напарником шли на артиллерийском щите, который тянул буксир (артиллерийский щит – баржа с мачтами, между ними натягивают брезент. Используется как мишень при учебной артстрельбе). Баржу-мишень тащили в Пехлеви, чтобы использовать ее как плавпирс. Ночью в осенний шторм трос лопнул, и мы остались одни на голой палубе. Укрыться негде. Привязались к мачтам, чтобы не смыло. Бушлаты промокли до нитки. Потом, когда нас все же привели в Пехлеви, командующий флотилией контр-адмирал Седельников объявил нам благодарность.
В том же 41-м всех курсантов-первокурсников вывезли из Ирана в Армавир. После ускоренной строевой подготовки нас влили в 81-ю отдельную стрелковую морскую бригаду. Там же был и Ефим Матусевич, с которым судьба нас свела на линкоре.
8 марта 1942 года нас бросили в первый бой – форсировали реку Миус. Там, под Матвеевым курганом, из нашего батальона в тысячу штыков в живых осталось сорок восемь человек. Когда женщины, хоронившиеся в погребах, вылезли – ахнули: утром снег был белый, к вечеру стал черным от флотских шинелей и бушлатов. То поле до сих пор зовут Матросским.
Я командовал отделением, и мы первыми форсировали реку. Меня ранило и контузило. За тот бой получил орден Красного Знамени и погоны младшего лейтенанта.
Вскоре всех моряков с Южного фронта сняли и отправили под Новороссийск, переодев в армейское. Но бушлаты и бескозырки сохранили для боя. Под Новороссийском – вот ведь какой особенный для меня город! – командовал огнеметным взводом. Воевал, пока не пришло распоряжение: всех морских офицеров вернуть на флот. И я вернулся доучиваться: сначала в Астрахань, потом в Баку. Там и женился. Познакомились в трамвае. Нечаянно наступил на ногу, извинился. И вот… извиняюсь уже сорок пять лет.
С марта 45-го – действующий флот. Черное море, первая бригада траления. Командир штурманской боевой части на Краснознаменном электромагнитном тральщике «Мина». Тралили Мариуполь, Феодосийский и Евпаторийский заливы, Одессу, Констанцу, Сулину, Варну… Выписка из наградного листа:
«За период Отечественной войны лейтенант Никитенко М.Р. проявил мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками.
Тов. Никитенко с первых дней Отечественной войны начал защиту Родины в составе 81-й морской стрелковой бригады Черноморского флота в должности командира отделения и за боевые подвиги и умелое руководство подчиненными в бою впоследствии был выдвинут на должность командира взвода с присвоением офицерского звания.
В начале марта 1942 года тов. Никитенко со своим отделением при прорыве обороны немцев на реке Миус проявил исключительное мужество и храбрость. В многодневных непрерывных боях под артиллерийским и минометным огнем противника тов. Никитенко продвигался только вперед, отбивая у противника одну позицию за другой и со своим отделением первым форсировал р. Миус и обеспечивал продвижение фланга бригады.
В этом бою тов. Никитенко с двумя бойцами подполз незаметно к огневым точкам врага, забросал их гранатами, уничтожил и выбил прислугу из них и установил свою огневую точку. В дальнейшем наступлении эта огневая точка сыграла колоссальную роль, а тов. Никитенко в этот день лично уничтожил гранатами 5 немцев. При выходе из строя командира взвода тов. Никитенко принял командование взводом на себя, и умело и мужественно руководил боем. С тех пор, получив звание младшего лейтенанта, тов. Никитенко продвигался вперед во главе взвода и в непрерывных боях показывал образцы мужества и умелого руководства боем.