Тайна гибели линкора «Новороссийск»
Шрифт:
– Что случилось? – спрашиваю у вахтенного офицера. Его пост на юте, у правого трапа.
Вахтенный взволнован:
– На «Новороссийске» взрыв. Сноп огня из носовой части чуть ли не через всю бухту.
Линкор «Новороссийск» – вот он, рядом с нами, метрах в ста – ста пятидесяти. Включили прожектор на кормовом мостике и осветили линкор. Вспыхнули прожектора и на крейсерах «Керчь», «Фрунзе», что стояли ближе к Северной стороне. На линкоре никакой суеты, а тем более паники. Хотя знаем: внутри наверняка уже началась тяжелая борьба с водой.
Взрыв произошел в самой людной части корабля – в районе носовых кубриков, где спали матросы и старшины, и многие из них, предположительно человек двести, погибли сразу же, около пятидесяти было ранено, их переправили в госпиталь.
Площадь пробоины, как было установлено позднее, равнялась почти пятидесяти квадратным метрам. Взрыв прорвал днище, разворотил все палубы, в том числе пробил три броневые палубы, и выплеснул наверх тонны ила. Линкор по-прежнему стоял на бочках с притопленным носом, или, как говорят моряки, с дифферентом на нос, который заметно погружался.
…Матросы, сгрудившись на юте крейсера, лишь изредка перебрасывались вполголоса отдельными фразами. Давно дан отбой аварийной тревоге, прозвучал сигнал «Команде отдыхать!», но никто не уходил в кубрики и каюты. Все с тревогой наблюдали за линкором. На палубе его по-прежнему вроде все было спокойно. На юте стояла группа адмиралов во главе с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом В.А. Пархоменко и членом Военного совета вице-адмиралом Н.М. Кулаковым. Поближе к кормовым башням выстроены матросы и старшины, не занятые в борьбе за живучесть корабля. Почему их не переправляют на берег? Между тем дифферент на нос все увеличивался – уже форштевень почти весь под водой.
Наверное, многие из моих товарищей, стоявших рядом, из тех, кому довелось воевать на крейсере в годы Великой Отечественной, вспоминали в эти часы, как и им пришлось пережить трагедию, подобно разыгравшейся на «Новороссийске». Было это в сорок втором, в ночном бою с фашистскими бомбардировщиками, торпедоносцами и торпедными катерами.
Крейсеру долго удавалось отражать комбинированные атаки врага. Но вот одна из торпед врезалась в борт. Повреждение было тяжелейшее: оторвало корму, более двадцати метров. Под воду ушли люди, находившиеся на юте и в кормовых помещениях. Был оторван руль, побиты винты, погнуты гребные валы. Казалось, корабль был обречен. Но аварийщики крейсера под командованием офицеров П.И. Куродова, А.Д. Зинченко и Ю.С. Риске в неимоверно тяжелых условиях сумели перекрыть поступление воды во внутренние помещения корабля и продолжали отражать атаки вражеских самолетов. Экипаж довел-таки свой корабль до базы, преодолев путь от берегов Крыма до Поти. Спасти корабль помог не только героизм моряков, но и прочность корпуса корабля, сработанного советскими корабелами. А выдержит ли «Новороссийск»? Борьба за спасение корабля началась спустя несколько минут после взрыва и продолжалась до тех пор, пока корабль оставался на плаву. Запомнились мне и взволнованные рассказы капитан-лейтенанта Говорова, и других ребят из аварийных партий, вернувшихся тогда на крейсер.
В гигантскую брешь, пробитую взрывом, ринулась забортная вода. Она затопила многие носовые помещения. Уже через несколько минут в борьбу с водой вступили моряки линкора. Вскоре на помощь им прибыли аварийные партии с крейсеров «Кутузов» и «Славы» – под командованием капитан-лейтенанта В.Н. Говорова, с крейсера «Фрунзе».
Работали в немыслимо сложных условиях. Ставили подпоры, укрепляя переборки, конопатили швы. А ведь трудились в кромешной темноте, находясь в холодной воде. Сказались отличная подготовка аварийных партий, умение свободно ориентироваться даже в темноте. Пока затапливался один отсек, подкрепляли другой. Ни один человек не покинул свой пост без приказа. Без водолазного снаряжения аварийщики ныряли под воду и там конопатили щели люков. Самое страшное, однако, было то, что вода с носовой части заполняла верхние помещения линкора, которые по бортам не были герметизированы. Положение все более усложнялось. Внезапно линкор качнулся и стал крениться на левый борт. Крен убыстрялся. И тут воздух наполнился голосами сотен людей. Крик, казалось, заполнил всю ночную бухту. Люди, находившиеся на палубе, посыпались вниз, в воду. Было видно, как те, кто был у правого борта, пытались удержаться за леерные стойки, а за них цеплялись другие и, держась друг за друга, образовывали живые цепочки. Но первые не могли долго выдержать такой груз, и все вместе летели вниз. Потрясенные страшной картиной, мы плакали – от бессилия и невозможности чем-либо помочь товарищам, гибнущим на наших глазах.
Опрокинулся корабль за считаные секунды. Но секунды эти, словно в замедленном кино, отложились в памяти многими картинами. Перекрывая все звуки, прогрохотал по палубе огромный линкоровский баркас. Сорвавшись с ростр, он полетел на людей. За ним прогрохотали, сорвавшись с барбетов, башни орудий универсального калибра. Группа моряков бежит навстречу переворачивающемуся днищу корабля…
Очерчивая огромную дугу, устремились к воде высокие мачты. На самой высокой надстройке замигал семафор, посылая кому-то последние слова… «Что он передавал?» – спросил я позднее у старшины команды сигнальщиков нашего крейсера Дмитрия Миляева. «Прощался», – ответил тот.
Потом раздался шум от удара о воду надстроек, и там, где всего минуту-другую назад возвышалась над бухтой громадина корабля, освещенная прожекторами, теперь чернела вода, на которой, словно тело огромного кита, распласталось днище линкора. На нем виднелись люди. Все разом стихло. Прожектора, словно опомнившись, тревожно забегали по воде, где плавали теперь сотни моряков, сгрудившиеся в основном в одном месте. Они молча барахтались, плыли к берегу, к баркасам и катерам. Влезали на баркасы и сами начинали помогать вытаскивать на борт других. В воде оказались и командующий флотом, и другие военачальники. Судьба не учитывает ранги. Шла борьба за жизнь тех, кого не накрыл, переворачиваясь, корабль или кто сумел вынырнуть из-под него. Сложность заключалась и в том, что на небольшом пространстве оказалось слишком много людей. Паники не было. Кто был посильнее, лучше плавал – помогал слабым, раненым. Например, мой сосед по квартире, грузин, главстаршина Евгений Моджевидзе – он занимался классической борьбой – помог в ту ночь выплыть двенадцати матросам. К сожалению, спастись удалось далеко не всем…»
Море победило. Оно отняло у людей корабль, но оно не смогло лишить их мужества. Они стояли до последнего… Они не бежали с поля боя. Они покидали его вплавь.
В холодной ночной воде, пережив ужас опрокидывания, моряки не превратились в обезумевшее стадо. Они плыли к берегу, помогая друг другу. К берегу плыли остатки экипажа, а не толпа утопающих… Доплыли не все. Подобрали не всех. То были последние жертвы полуночного взрыва…
Вице-адмирал В.А. Пархоменко:
– Я очутился под кораблем на глубине 11–12 метров. Попробовал всплыть – тут же ударился о палубу. Ощупал ее и понял, куда надо плыть. Догадка спасла жизнь: я выплыл. У поверхности начал уже глотать забортную воду. Но плавал хорошо с детства, поэтому без труда освободился от тянувших вниз брюк и кителя. Дальше все как во сне… До берега не доплыл. Подошла шлюпка, мне помогли перелезть через борт. Я приказал грести к Графской пристани. Как был в мокром исподнем, так и направился в штаб. Часовой не узнал, не хотел пускать…
Я еще не мог свыкнуться с мыслью, что все уже кончено. Впрочем, в корпусе линкора оставались люди, и надо было действовать. Я снял телефонную трубку…
Старшина команды минеров мичман Н.С. Дунько:
– Самое страшное из того, что я видел в ту ночь, – это как на моих глазах вывалилась при крене из своего гнезда 60-тонная противоминная орудийная башня и ухнула прямо на баркас с людьми. А там была аварийная партия с крейсера «Фрунзе». Погибли все в мгновение ока… Они сели в баркас, когда левый борт уже касался воды…