Тайна клеенчатой тетрадиПовесть о Николае Клеточникове

Савченко Владимир Иванович

Упразднение Третьего отделения было следствием 5 февраля, прямым результатом борьбы «Народной воли» с правительством. Правительство наконец почувствовало, что поправить положение в стране военным путем невозможно, что нужен иной подход, что подполье, поддерживаемое обществом, может однажды преуспеть в своей охоте на государя, и тогда… что же будет тогда? Из Петербурга повеяло ветром перемен, намеков на дальнейшее развитие реформ, либерализацию и чуть ли не конституционность, и залогом будущих вольностей и свобод явилось упразднение Третьего отделения. Правда, это вовсе не означало прекращения борьбы с крамолой, напротив, передача функций Третьего отделения новому учреждению— Департаменту полиции, объединившему под одним началом разные виды полиции, — помимо прочего, преследовала цель совершенствовать методы борьбы с политической оппозицией

в стране. Но уже сам факт ликвидации ненавистного для всех Третьего отделения означал много, очень много, означал, что правительство впервые сознательно отступило под напором оппозиционного движения. Это, конечно, тотчас заметили революционеры.

Преобразование Третьего отделения в Департамент полиции и особенно то обстоятельство, что из Департамента была практически выведена агентурная часть и передана в секретное отделение градоначальства, должно было, как казалось, ограничить возможности Клеточникова при сборе нужных для радикалов сведений. Но большой беды не произошло. Одновременно с совершенствованием механизма сыска шла своим чередом и открывала новые возможности карьера Николая Васильевича. В начале года Кирилов перевел Клеточникова в третью экспедицию — с повышением: ему поручалось заведывание всей перепиской по экспедиции и распределение ее между переписчиками. К пасхе Клеточников был представлен за «отлично-усердную и ревностную службу» к ордену св. Станислава. Шмит начал хлопотать о повышении его в чине. Затем ему было поручено, в помощь заведывавшему секретным отделом коллежскому асессору Цветкову, принять на себя дела по перлюстрациям и переписку с комендантом Петропавловской крепости. Наконец, с переходом Цветкова в первую экспедицию, Клеточников получил в самостоятельное заведывание весь секретный отдел. Таким образом, в его руках сосредоточились все дела политического характера Департамента полиции, вся секретная переписка по ним, в том числе и обширнейшая переписка с секретным отделением градоначальства, действовавшего в теснейшем контакте с ведомством господина Кирилова. Это с избытком компенсировало утрату Клеточниковым непосредственной связи с агентурой. Благодаря переписке с секретным отделением и доверительности Кирилова, по-прежнему поручавшего Клеточникову секретарскую часть на совещаниях, которые он проводил, в частности, с чинами секретного отделения, Клеточников был посвящен во все важнейшие практические предположения и планы сыска, был осведомлен о ходе полицейских розысков по всей территории империи. Кроме того, он получил теперь доступ к таким материалам, которые прежде были для него закрыты. Он смог добыть и доставить народовольцам обещанные данные секретной статистики государственных преступлений — «Обзор» Мальшинского и материалы министерства юстиции, которые и были затем опубликованы в четвертом и пятом номерах «Народной воли». Доставил и несколько сверхконфиденциальных распоряжений властей, которые власти очень бы не желали обнародовать, вроде распоряжения Шмита начальникам губернских жандармских управлений на тот предмет, чтобы не верили слухам, будто правительство и в самом деле намерено произвести либеральные преобразования в стране, и эти распоряжения находили место на страницах «Народной воли».

И все-таки… все-таки случайность производила свою разрушительную работу…

9

Осенью Клеточников поселился на углу Колокольной и Николаевской улиц, поближе к квартирам Дворника и Порфирия Николаевича (который теперь уже назывался не Порфирием Николаевичем, а Семеном, по паспорту же Георгием Ивановичем Алафузовым, а в действительности был, как теперь знал Клеточников, Александром Баранниковым); переехать сюда предложил Дворник, имевший в виду удобство связи с Николаем Васильевичам, — удобная во всех отношениях квартира Натальи Николаевны была к этому времени ликвидирована, и связь с Клеточниковым поддерживали Дворник и Семен, встречаясь с ним в бесчисленных в этих кварталах трактирах и портерных или, реже, забегая к нему на квартиру; иногда роль связной выполняла Анна Корба; она тоже иногда заходила к нему на квартиру.

Почему была ликвидирована квартира Натальи Николаевны? Этого Клеточников не знал, тут были какие-то конспиративные соображения, он мог только догадываться, что это было связано с новой ролью, предназначавшейся Наталье Николаевне, ролью трудной и опасной, однако чрезвычайно ее радовавшей, — когда прощались, Наталья Николаевна несколько раз принималась плакать,

жалея Николая Васильевича, к которому успела привязаться, в все же глаза ее горели восторгом ожидания чего-то… Чего? (Позже, много позже, спустя два с лишним года, Клеточников узнал, что Наталья Николаевна тогда переходила на нелегальное положение, она должна была вместе с Соней Перовской выслеживать императора — Исполнительный Комитет готовил очередное покушение.)

Новая квартира Клеточникова была удобна в том отношении, что можно было приходить к нему в любое время дня и ночи, не вызывая любопытства ни хозяйки, ни дворников, — квартира была большая, все комнаты сдавались внаем и были на попечении придурковатой, доброй девки Натальи, прислуги, сама хозяйка жила в другой квартире; в этом доме на всех этажах были меблированные комнаты, а в подъезде — два выхода: на улицу и во двор, проходной, в котором к тому же были какие-то ночные заведения, и в подъезде днем и ночью толклось много разного народа.

Поздним вечером в один из последних дней ноября, когда Клеточников, напрасно прождавший Дворника (или Анну, которая могла, как предупредил при последней встрече Дворник, заменить его в этот вечер), уже собирался лечь спать, у входной двери позвонили, и Наталья впустила кого-то. Тут же постучали в дверь к Клеточникову, и вошел Семен. Он был не один, с ним пришел незнакомый Клеточникову господин высокого роста, чернобородый, с бледным лицом и в очках, со взглядом исподлобья, очень сурового, какого-то угрюмого вида, под стать Семену. Поклонившись Клеточникову, господин остался стоять у двери. И Семен, прежде всегда сразу шагавший на середину комнаты, теперь почему-то тоже остался у двери. Они оба молчали, пока Клеточников торопясь, с нараставшим волнением надевал сюртук, покрывал одеялом постель, уже разобранную; по их молчанию и по тому, что они пришли: вместо Дворника, он понял, что произошло что-то ужасное и это ужасное связано с Дворником. Он повернулся к ним.

— Что-нибудь случилось? — спросил, стараясь говорить ровным голосом, стараясь не показать волнения.

— Да, — ответил Семен и только теперь шагнул от двери, избегая, однако, смотреть на Клеточникова. Он остановился перед Клеточниковым и опять замолк.

— А… что Петр Иванович… — с отчаянной надеждой спросил Клеточников — начал было спрашивать, ему хотелось спросить: придет ли Петр Иванович? — вдруг показалось на миг, что, может быть, ему ответят, что придет… — и принужден был остановиться, почувствовав, что не может говорить.

— Саша арестован, — тихо сказал Семен, впервые при Клеточникове назвав Дворника его настоящим именем, и только теперь посмотрел на Клеточникова.

Клеточников молчал. Семен смотрел на него так, как будто чего-то ждал от него.

— Когда? — только и мог спросить Клеточников.

Семен оглянулся на чернобородого, и тот подошел ближе.

— Вероятно, утром, в городе, — сказал чернобородый. — Он привел полицию на квартиру и оставил знак, что арестован… А мы думали у вас узнать подробности.

Клеточников помотал головой:

— Нет…

Он все не мог говорить и сел на кровать, сцепил руки, стараясь справиться с собой. Семен и чернобородый осторожно сели у стола.

— У нас сегодня было тихо, ни о каких арестах не было слышно, — заговорил Клеточников с усилием. — Если это… дело рук секретного отделения, завтра будем знать… Господи, как же это могло случиться? — вырвалось у него.

Семен и чернобородый одновременно вздохнули.

— Николай Васильевич, у нас теперь мало времени, мы зашли на минуту, — сказал Семен. — Теперь вы будете встречаться со мной и вот… Петровым Алексеем Алексеевым, — показал он на чернобородого, тот учтиво склонил голову (Клеточников мельком глянул на него, лицо Петрова показалось ему знакомым). — Он будет заходить к вам сюда или вы к нему, он живет за Александринским театром…

— Фонтанка, сорок семь, квартира пятьдесят один, — предупредительно назвал адрес Петров.

— А как же Елизавета Ивановна? — спросил Клеточников и вдруг замер, пронзила мысль, что ведь и о ней может сейчас услышать роковую весть.

— С Елизаветой Ивановной вы, вероятно, тоже будете встречаться… потом, — поспешно ответил за Семена Петров.

— Что с ней? — спросил Клеточников, обращаясь к Семену.

Семен сказал, помолчав, отведя взгляд в сторону:

— Я знаю, что она сегодня должна была быть у вас. Она не смогла прийти, потому что… сами понимаете, когда она узнала об аресте Саши… Она в плохом состоянии, ее увезла к себе сестра…