Тайна Леонардо
Шрифт:
Вслед за первой ногой, как и следовало ожидать, появилась вторая. Машина качнулась и немного приподнялась на амортизаторах, избавившись от груза. Негромко клацнула, захлопнувшись, дверца, и старомодные черные сапоги двинулись прочь от автомобиля, но не к двери, через которую Глеб проник из дома в гараж, а куда-то в угол – кажется, к стеллажам с инструментами.
Когда женщина дошла до стеллажей, она стала видна Глебу почти целиком – прямое и длинное, как кавалерийская шинель без хлястика, старомодное пальто, полностью скрывающее фигуру, черные сапоги на низком каблуке и больше ничего. Сапоги на глаз были размера этак сорок первого или даже сорок второго, так что под всем этим нарядом мог скрываться кто
При всей своей абсурдности мысль эта показалась Глебу не лишенной смысла. В конце концов, что могло понадобиться какой-то плохо одетой и явно не блещущей молодостью и красотой тетке в гараже неженатого доктора Дружинина? Что она там делает возле полки с инструментами? Глеб довольно внимательно осмотрел полку и мог бы поклясться, что там нет ничего интересного.
Он вытянул шею, стараясь рассмотреть незнакомку получше, и едва не зашипел от боли, коснувшись виском горячего глушителя. Рассмотреть ему так ничего и не удалось – для этого нужно было выбраться из-под машины с риском быть замеченным.
Ему были видны только локти женщины, которая, казалось, что-то искала на одной из полок. Приглушенно стукнуло железо, раздался знакомый скребущий звук, какой бывает, когда кто-то пытается на ощупь попасть ключом в замочную скважину, затем послышался едва различимый металлический щелчок, и Глеб беззвучно ахнул: снизу доверху набитый железом, явно дьявольски тяжелый стеллаж легко и бесшумно повернулся вокруг невидимой оси, открыв спрятанный за ним темный дверной проем.
Щелкнул выключатель, и темный проем осветился. Глеб увидел кусочек наклонного бетонного потолка и треугольный клочок неоштукатуренной кирпичной стены. Женщина без колебаний вошла в узкий проход и начала спускаться – по лестнице, надо полагать, поскольку наклонных пандусов такой крутизны в природе не существует. Глеб успел разглядеть прямые, казавшиеся чересчур широкими из-за поролоновых вставок плечи и черную шляпку, похожую на перевернутый цветочный горшок. Дама казалась довольно высокой; Глеб представил, каково ей было сидеть за рулем крошечного "пежо" в этой своей шляпке, и порадовался, что родился мужчиной и что времена, когда считалось неприличным появляться на людях без цилиндра, давно канули в Лету.
Он прислушался. Подошвы старомодных черных сапог размеренно шаркали по ступенькам, и Глеб заметил, что считает шаги. Он насчитал восемнадцать ступенек, и только после этого там, внизу, негромко скрипнула дверь.
Сиверов одним плавным бесшумным движением выбросил свое послушное тело из ямы и скользнул к потайной двери. За ней, как он и предполагал, открывался длинный наклонный проход, довольно крутой, с бетонным потолком и грубыми кирпичными стенами. Из-за крутизны этого потайного лаза низ лестницы был ему не виден; Глеб прислушался, ничего не услышал и решил рискнуть.
Он боком проскользнул в полуприкрытую дверь, мимоходом отметив про себя, что замок здесь серьезный, так называемый крабовый, фиксирующий подвижный стеллаж аж в восьми точках – по две сверху, снизу и с боков. Такие замки не ставят на двери чуланов для веников и швабр или погребов для хранения картошки. Да и какая к черту на дружининском газоне может быть картошка? Здесь для нее не та почва, не тот климат и, главное, не тот человек. За время, необходимое для окучивания пары картофельных грядок, доктор Дружинин может заработать столько денег, что их хватит на приобретение пары "КамАЗов" отборной картошки. И даже, если подумать, вместе с самими "КамАЗами". Только на кой черт ему такая прорва картошки, не говоря уж о "КамАЗах"?
Развлекаясь подобными рассуждениями, Глеб тихонько спустился по лестнице и обнаружил
Отбросив пустые сожаления, он осторожно просунул голову в щель и осмотрелся. Его взору открылось квадратное помещение с низким беленым потолком и неровно оштукатуренными стенами. В одном углу стояла голая солдатская койка с рыжей от ржавчины и наверняка очень скрипучей панцирной сеткой, в другом виднелся древний, но несокрушимо крепкий раздвижной круглый стол, какие выпускала отечественная промышленность где-то в пятидесятых годах прошлого века. Под столом стоял одинокий, явно знававший лучшие времена табурет, а на столе, придвинутый к самой стене, скучал переносной телевизор с покрытым толстым слоем пыли экраном. Рядом с кроватью стояла обшарпанная больничная тумбочка с настольной лампой без абажура, в полумраке открытой ниши непристойно белел унитаз без сиденья, а рядом с нишей к стене была привинчена жестяная раковина умывальника. Здесь было голо, уныло и грязновато, на бетонном полу валялся какой-то мелкий мусор, тянувшиеся вдоль стен трубы обросли мохнатой грязью и паутиной, и вообще данное помещение производило довольно тягостное впечатление, напоминая заброшенную тюремную камеру.
В дальнем углу виднелась еще одна приоткрытая дверь, на этот раз вполне обыкновенная, деревянная, из которой на замусоренный пол неосвещенной камеры падал косой треугольник тусклого электрического света. Оттуда слышалась какая-то глухая возня и позвякивание – то металлическое, то вдруг стеклянное. Идти туда было рискованно, а не идти – глупо: это лишило бы визит сюда всяческого смысла. Ну, потайной подвал, переоборудованный под жилье... Что это дает, что из этого следует? Да ничего! Подумаешь, койка и унитаз! Может, Дружинин – параноик и оборудовал себе здесь персональное убежище на случай бомбардировки окрестностей Питера чеченской авиацией!
Приняв решение, Глеб бесшумно, как тень, двинулся вперед. Вскоре он был уже возле двери, откуда падал свет, и подглядывал в щель рядышком с дверной петлей.
К счастью, эта позиция оказалась достаточно удобной, чтобы ему не пришлось просовывать голову в соседнее помещение. Щель была шириной сантиметра полтора, и сквозь нее Глеб увидел комнату, очень похожую на ту, в которой находился. Разница заключалась лишь в меблировке; всего он по вполне понятным причинам увидеть не мог, но и увиденного ему хватило, чтобы очень удивиться.
Посреди комнаты стоял обыкновенный кухонный стол, накрытый видавшей виды зеленой больничной клеенкой, а над ним с потолка свисала старая бестеневая лампа, какую можно было увидеть в любой операционной лет двадцать назад. На ее белом жестяном корпусе виднелись черные пятна отбитой эмали, зеркала рефлекторов потускнели, но с виду лампа пребывала в рабочем состоянии.
На столе, прямо на клеенке, стояла объемистая картонная коробка, откуда как попало торчали закрытые резиновыми пробками горлышки каких-то медицинских склянок, герметически запечатанные мотки стерильных бинтов и еще какие-то пакеты из вощеной бумаги, имевшие сугубо медицинский вид. Женщина, приехавшая на "пежо", то появляясь в поле зрения Глеба, то снова исчезая, складывала в ящик все новые медикаменты и, кажется, даже кое-какой инструмент – Глеб пришел к такому выводу, услышав глухое металлическое бряцание, которое издал один из марлевых свертков, когда его положили в коробку.