Тайна личности Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Как бы. Женщина должна была вернуть машину в течение дня.
— Не вернет.
— Конечно нет, но возникает вопрос, не правда ли? Почему Каин таким странным образом раздобывал себе машину?
— Чтобы как можно быстрее оказаться как можно дальше.
— Тогда информация не имеет никакой ценности, — сказал оборванец. — Но существует столько способов сделать это куда незаметнее. И не мог же Борн довериться алчному ночному портье, который запросто клюнет на вознаграждение от Сюрте. Или еще чье-нибудь.
— К чему ты клонишь?
— Я полагаю, что Борн взял эту машину с единственной целью: следить за кем-то здесь, в Париже. Никаких появлений на людях, когда его можно засечь, никаких машин напрокат, по которым его можно выследить, никаких лихорадочных поисков такси. Просто поменял номера — и ничем не примечательный черный «рено» растворился в уличном потоке. Где его теперь искать?
Фигура за шторкой пошевелилась.
— У Лавье, — тихо сказал убийца. — И всех, кого он подозревает в «Классиках». Ему больше некуда деваться. За ним будут следить, и через несколько дней — а может часов — появится ничем не примечательный черный «рено». У тебя есть подробное описание машины?
— Вплоть до вмятин на левом крыле.
— Хорошо. Собери стариков. Прочешите улицы, гаражи, стоянки. Тому, кто ее найдет, больше никогда не придется заботиться о работе.
— Кстати, если уж речь зашла о подобных материях…
В узкую щель между шторкой и рамой просунули конверт.
— Если твое предположение верно, считай это задатком.
— Оно верно, Карлос.
— Почему ты так уверен?
— Потому что Каин поступает так, как поступил бы ты, как поступил бы я — в былые дни. Он заслуживает уважения.
— Он заслуживает смерти, — сказал убийца. — Есть совпадение в числах. Через несколько дней будет 25 марта. 25 марта 1968 года в джунглях Тамкуана был казнен Джейсон Борн. Теперь, через много лет, почти день в день, идет охота на другого Джейсона Борна, и американцы хотят его смерти не меньше нашего. Хотел бы я знать, кто из нас первым спустит курок на этот раз.
— А это имеет значение?
— Он нужен мне, — прошептали за шторкой. — Он никогда не существовал на самом деле, и в этом его преступление против меня. Скажи старикам, что, если его найдут, пусть сообщат на Парк Монсо, но ничего не предпринимают. Не спускайте с него глаз, но ничего не предпринимайте! Он мне нужен живым 25 марта. 25 марта я сам казню его и отправлю тело американцам.
— Все немедленно будут оповещены.
— Ангелюс Домини, сын Божий.
— Ангелюс Домини, — сказал оборванец.
Глава 26
Старый солдат безмолвно шагал рядом с Борном по залитой лунным светом дорожке Булонского леса. Оба молчали, потому что слишком много уже было сказано — принято, оспорено, отклонено и вновь подтверждено. Вийеру нужно было обдумать и осмыслить, согласиться или с негодованием отвергнуть то, что он услышал. Ему было бы легче, если бы он мог взорваться, гневно опровергнуть ложь и вновь обрести покой. Но он не мог безнаказанно сделать это, он был солдат, и уклоняться было не в его правилах.
В идущем рядом с ним человеке было слишком много правды. В глазах, в голосе, в каждом движении, которое молило о понимании. Человек без имени не лгал. В доме Вийера поселилась измена. Это объясняло многое, о чем он не решался задумываться раньше. Старик с трудом удерживался, чтобы не разрыдаться.
А человеку без памяти почти ничего не пришлось изменять или выдумывать, хамелеоновы повадки не пригодились. Его рассказ был убедителен, потому что основывался на правде. Он должен найти Карлоса, узнать, что известно убийце; если не сумеет, ему не жить. Кроме этого он не сказал ничего. Ни словом не обмолвился о Мари Сен-Жак, острове Пор-Нуар, послании-сигнале от неизвестного или неизвестных или ходячей полой оболочке, быть может, вмещавшей, а может и нет, кого-то, кем он был или не был, — кто не мог даже утверждать, что обрывки его воспоминаний в самом деле принадлежали ему. Ни о чем таком он не говорил.
Зато рассказал все, что знал об убийце по имени Карлос. А знал он столько, что Вийер не раз изумленно взглядывал на Борна, слыша, как ему было известно, глубоко засекреченную информацию, поражался новым фактам, которые вписывались в существующие теории, но никогда раньше не представлялись ему с такой ясностью. После убийства сына генерал получил доступ ко всем досье на Карлоса, но обилие сведений, которыми располагал его собеседник, не шло ни в какое сравнение с достоянием тайных служб.
— Женщина, с которой вы говорили в Аржантей, та, что звонит в мой дом и призналась, что служит связной…
— Ее зовут Лавье, — перебил Борн.
Генерал помолчал.
— Благодарю вас. Она вас раскусила, она вас сфотографировала.
— Да.
— А раньше у них не было фотографии?
— Нет.
— Значит, вы охотитесь за Карлосом, а он — за вами. Но у вас нет ничьих портретов, вы знаете лишь двух связных, один из которых был в моем доме.
— Да.
— И говорил с моей женой.
— Да.
Старик отвернулся. И началось молчание.
Они дошли до конца дорожки, где располагалось крошечное озерцо. Земля была усыпана белой галькой, а вокруг водоема стояли скамейки, словно почетный караул по сторонам черного мраморного надгробия. Они подошли ко второй скамье. Вийер нарушил молчание.
— Давайте посидим. С возрастом убывают жизненные силы. Меня это часто смущает.
— Тут не из-за чего смущаться, — сказал Борн, садясь рядом.
— Не из-за чего, — согласился генерал, — но я смущаюсь. — Он замялся и тихо добавил: — Обычно в обществе жены.
— Но в этом нет необходимости.
— Вы неверно меня поняли. — Старик обернулся к Джейсону. — Я говорил не о постели. Просто бывают времена, когда я нахожу нужным прервать свои занятия — рано ухожу со званого обеда, не езжу на Средиземноморье по выходным или уклоняюсь от нескольких дней на склонах Гштада.
— Я не совсем понимаю.
— Мы с женой часто бываем порознь. Во многих отношениях мы живем совершенно независимо друг от друга, находя, конечно, удовольствия в занятиях другого.
— Я все еще не понимаю.
— Должен ли я усугублять свое замешательство? — сказал Вийер. — Когда пожилой человек встречает прекрасную молодую женщину, которая рвется разделить его жизнь, что-то легко объяснимо, а что-то — с гораздо большим трудом. Тут, конечно, материальная обеспеченность, а в моем случае и в известной мере общественное положение. Земные блага, доступ в знатные дома, знакомство со знаменитостями — все это вполне понятно, взамен вы получаете прекрасную спутницу жизни, хвастаетесь ею перед себе подобными — это по сути своего рода продление молодости. Но всегда остаются сомнения. — Старик на мгновение замолчал, то, что он собирался сказать, давалось ему нелегко. — Заведет ли она любовника? — тихо продолжал он. — Жаждет ли она молодого, крепкого тела, куда более гармонирующего с ее собственным? Если так, с этим можно смириться — даже, я думаю, испытав облегчение, — надеясь лишь, что у нее хватит здравого смысла хранить все в тайне. Политик-рогоносец лишается своих избирателей быстрее, чем пьяница; это означает, что он совершенно потерял хватку. Есть и другие заботы. Не злоупотребляет ли она его именем? Публично заклеймив соперника, которого он старается убедить. Таковы наклонности молодых; с ними можно совладать, это риск сделки. Но существует одно основополагающее сомнение, которое, если оно подтвердится, вынести невозможно. Это если все — часть некоего плана. С самого начала.