Тайна личности Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Из Парижа, из игры… — произнесла Мари и, тронутая выражением лица старика, добавила: — Извините. Я не хотела стать для вас еще одной обузой. Я слышала сообщения по радио.
— Безумие… — отозвался Вийер, беря бренди, заказанное ему адъютантом. — Провести в полиции три часа, участвуя в невероятной лжи, обвиняя в собственном преступлении невиновного…
— Ваше описание точно, абсолютно узнаваемо. Никто не ошибется.
— Он сам мне его продиктовал. Сел перед зеркалом моей жены и объяснил, что говорить, очень странно глядя на свое лицо. Сказал, что только так и получится. Убедить Карлоса можно, только если я отправлюсь в полицию и начну розыски. Он был прав, разумеется.
— Да, он был прав, — согласилась Мари. — Но только он не в Париже, не в Брюсселе и не в Амстердаме.
— Простите?
— Я
— Он сам вам все сказал.
— Он мне солгал.
— Почему вы так думаете?
— Потому что я знаю, когда он говорит мне правду. Видите ли, мы оба хотим ее услышать.
— Вы оба что?.. Боюсь, я не вполне вас понимаю.
— Я так и думала. Я была уверена, что он вам об этом не скажет. Когда он лгал мне по телефону, запинаясь и понимая, что я не верю, я все никак не могла понять, собрать воедино. Пока не услышала то, что говорили по радио. Вы и другие. И это описание — такое полное и точное, вплоть до шрама на левом виске. И тут меня осенило: он не думал оставаться в Париже и вообще в радиусе тысячи километров от Парижа. Он отправился далеко — туда, где этот словесный портрет будет мало что значить и куда за ним может последовать Карлос. К людям, с которыми у Джейсона соглашение. Верно?
Вийер, допив, поставил стакан:
— Я дал слово. Вас вывезут из города в безопасное место. И я не понимаю ничего из того, о чем вы говорите.
— Тогда я постараюсь выражаться яснее. — Мари подалась вперед. — По радио передали еще одно сообщение. Вы, очевидно, его не слышали, так как находились в полиции или уединялись в своем кабинете. Так вот: сегодня утром на кладбище под Рамбуйе было обнаружено два трупа. Первый был опознан как известный наемный убийца из Сен-Жерве. Второй — бывший офицер американской разведки, живший в Париже. Крайне странный человек. После того, как он убил во Вьетнаме журналиста, ему был предоставлен выбор: подать в отставку или предстать перед трибуналом.
— Вы хотите сказать, что эти два происшествия связаны между собой? — спросил генерал.
— Из американского посольства Джейсону велели вчера ночью отправиться на это самое кладбище для встречи с человеком, прилетевшим из Вашингтона.
— Из Вашингтона?
— Да. Он работал на небольшую группу сотрудников американской разведки. В эту ночь они попытались убить его. Они считают, что должны это сделать.
— Боже милостивый, почему?
— Потому, что потеряли к нему доверие. Им неизвестно, где он был и что делал долгое время, а он не может объяснить. — Мари зажмурилась, открыла глаза. — Он не знает, кто он. И кто они. Человек из Вашингтона нанял вчера ночью убийц, чтобы убрать его. Не захотел его слушать. Они там считают, что Джейсон предал их, выкрал их миллионы и убил людей, о которых он слыхом не слыхивал. Он ничего этого не делал. Но и убедительно оправдаться он тоже не может, у него остались лишь осколки памяти, и каждый осколок его обвиняет. Он перенес почти полную амнезию.
— «По совершенному недоразумению…» Так он сказал. «Имея повсюду своих агентов… они отдали приказ немедленно меня убить. За мной охотятся люди, которых я не знаю и не могу узнать. По совершенному недоразумению…» — На лице генерала появилось страдальческое выражение.
— Трагическому недоразумению. — Мари положила руку на ладонь старика. — И у них действительно повсюду свои агенты, которым приказано немедленно его убить. Куда бы он ни отправился — его будут ждать.
— Но как они узнают, куда он отправился?
— Он сам им сообщит. Это входит в план. И когда это произойдет — его убьют. Он добровольно отправился в западню.
Несколько мгновений Вийер сидел молча, его переполняло чувство вины. Наконец он прошептал:
— Господи, что я наделал!
— То, что считали правильным. В правильности чего он сумел вас убедить. Вам не в чем себя винить. Или его.
— Он обещал, что запишет для меня все, что с ним произошло. Все, что сумеет вспомнить… Как тяжело ему, должно быть, дались эти слова! Я не могу ждать, покуда дойдет это его послание. Мы не можем ждать. Я должен знать все, что вы можете
— И что тогда?
— Отправлюсь в американское посольство. К послу. Рассказывайте все. Немедленно.
Мари Сен-Жак медленно отняла свою руку от ладони генерала и откинулась на спинку дивана. Взгляд ее затуманенных слезами глаз был устремлен вдаль.
— Он сказал, что жизнь его началась на маленьком средиземноморском островке под названием Пор-Нуар…
Государственный секретарь распахнул дверь в кабинет директора отдела консульских операций, который занимался борьбой с подрывной деятельностью. Гневно прошагав через весь кабинет, он остановился перед столом ошарашенного чиновника, который при появлении столь высокопоставленного гостя встал со смешанным выражением изумления и страха на лице.
— Господин секретарь… Меня не уведомили из вашей приемной. Я бы немедленно поднялся.
Госсекретарь шваркнул об стол директора желтую книжечку отрывных листков для записей. На верхнем листке размашистыми буквами фломастером были в колонку выписаны шесть слов:
БОРН
ДЕЛЬТА
МЕДУЗА
КАИН
КАРЛОС
«ТРЕДСТОУН».
— Что это такое? — прогрохотал госсекретарь. — Что это такое, черт возьми?
— Не знаю, сэр. — Директор склонился над листком. — Какие-то имена и названия. Алфавитный код — буква «Д» — и ссылка на «Медузу», это все еще засекречено, но я слышал. Думаю, что «Карлос» — тот самый убийца. Жаль, что нам мало о нем известно. Что же касается «Борна», «Каина» и «Тредстоун», то я ничего о них не слышал.
— Тогда ступайте ко мне наверх и прослушайте запись телефонного разговора, который у меня состоялся с Парижем. Все узнаете! — взорвался госсекретарь. — Из этой пленки можно почерпнуть некоторые невероятные сведения, в том числе об убийствах в Оттаве и Париже и о странных делах, которые наш первый секретарь в Париже проворачивал с одним человеком из ЦРУ. Речь идет также об откровенном обмане руководства иностранных государств, нашей собственной разведки и европейской прессы — о чем государственный департамент не был поставлен в известность и на что согласия не давал! Обман, сопровождавшийся дезинформацией стольких стран, что и подумать страшно! Мы переправляем самолетом, под дипломатическим прикрытием канадку — экономического консультанта при канадском правительстве, — которая разыскивается по обвинению в убийстве, произошедшем в Цюрихе. Мы вынуждены предоставить ей убежище, нарушая закон, поскольку, если эта женщина говорит правду, мы влипли по уши! Я хочу знать, что происходит. Отмените все свои прочие дела — все! Даю вам остаток дня и всю ночь на то, чтобы раскопать это проклятое дело. Где-то ходит человек, не знающий, кто он такой, но напичканный сверхсекретной информацией, которой в нем больше, чем в десятке наших компьютеров!
Было уже за полночь, когда вымотанный директор отдела консульских операций наконец сумел связать концы с концами — с огромным трудом. Лишь под угрозой немедленного снятия с должности первый секретарь посольства в Париже назвал ему имя Александра Конклина. Но того нигде обнаружить не удалось. Утром Конклин вернулся на военном самолете из Брюсселя, но затем, в 1.22 дня, как было зарегистрировано в журнале, покинул Лэнгли, не оставив никакого телефона, по которому с ним можно было бы связаться, — даже на случай чрезвычайных обстоятельств. Подобное, насколько удалось выяснить, было поступком из ряда вон выходящим. В ЦРУ этот человек занимался тем, что на местном жаргоне называлось «охотой на акул»: руководил по всему миру индивидуальными операциями против перебежчиков и предателей. Слишком часто могла возникнуть надобность в его одобрении или неодобрении, чтобы казалось естественным то, что он оборвал связь на двенадцать часов. Странным было и то, что за последние двое суток не было зарегистрировано ни одного его телефонного разговора (а в Центральном разведывательном управлении на сей счет существовали строгие правила). Полная отчетность была законом, введенным новым руководством. Тем не менее удалось выяснить: Конклин имел отношение к «Медузе».