Тайна любви
Шрифт:
Такие Доводы приводил он самому себе, чтобы сдержать порывы своих желаний.
Между тем, повторяем, он страшно страдал.
Молчание в продолжение стольких лет со стороны женщины, которую он обожал и доверием которой он когда-то пользовался, это молчание, особенно теперь, когда она в горе, было для него томительно и невыносимо.
Он готов бы был отдать свою жизнь, чтобы принять хотя малейшее участие в ее жизни и доставить ей, хотя мгновение не Счастья, а лишь спокойствия, а между тем он был осужден быть безучастным зрителем ее несчастий.
Это желание парализировалось припоминанием последних слов Фанни Викторовны относительно единственной возможности утешить покинутую мужем женщину.
Фанни Викторовну он встречал довольно часто, грациозно полулежавшую на подушке изящной коляски, запряженной кровными рысаками, на набережной по дороге на острова.
Не то, чтобы Федор Дмитриевич фланировал по Петербургу, нет, видимо, сама судьба покровительствовала этим встречам, или же бывшая содержанка графа Белавина рассчитывала свои выезды таким образом, чтобы встретиться с человеком, в которого она была влюблена.
Чаще всего он встречал ее на Караванной, куда переехал, сняв небольшую и скромную квартирку.
Без фатовства Федор Дмитриевич мог подумать, что именно она ищет с ним встречи. Это было видно по красноречивым взглядам ее прекрасных глаз, бросаемым на него при встречах.
Однажды поздно вечером, возвращаясь к себе домой пешком по Караванной, он услыхал произнесенным свое имя.
Он оглянулся.
Из окна маленькой двухместной каретки высунулась дама, назвавшая его по имени.
Это была Фанни Викторовна Геркулесова.
Он вежливо подошел к ней, снял шляпу и с почтением, которым обязан всякий порядочный человек всякой женщине, пожал ее дрожащую от волнения руку в перчатке с бесчисленным количеством пуговиц.
Она заговорила со смехом, сквозь который, впрочем, явственно слышались слезы.
— Я никогда бы не осмелилась остановить вас днем.
— Это почему же? — спросил он с улыбкой.
— А потому, что вы человек серьезный, и я не взяла бы никаких денег компрометировать вас.
— А теперь?..
— Теперь — это разница. Теперь темно, и улица почти пуста. Нет никого, кто бы сказал, что доктор Караулов разговаривает с известной Фанни, которая влюблена в него.
И прежде чем Федор Дмитриевич успел отдернуть свою руку, она прильнула к ней горячим поцелуем.
— Что вы, что вы! — воскликнул он.
— Послушайте… — заторопилась она. — Сделайте для меня одну великую милость.
— Я весь к вашим услугам.
— Садитесь в мою карету и прокатимся на острова.
С минуту Караулов колебался.
Это, впрочем, не показалось ему особенно предосудительным.
Он исполнил ее желание и, открыв дверцу кареты, сел рядом.
Дверца захлопнулась.
Только внутри кареты, на мягких шелковых подушках, он понял, что сделал большую неосторожность.
Нельзя рисковать безнаказанно оставаться в атмосфере, пропитанной женскими духами и желаниями.
В продолжение почти двух часов Федор Дмитриевич невыносимо страдал от этого tete-a-tete'a, но зато из разговора, который начала Фанни Викторовна, он узнал многие подробности о жизни графа Белавина.
Он узнал, что граф почти удалился от веселящегося Петербурга и почти исправился.
Он устроил себе квартиру на холостую ногу и ведет почти скромную жизнь.
Конечно, были люди, которые находили странным, что семейный человек живет вдали от жены и дочери, но большинство, более снисходительное, не видело в этом ничего особенного, это так часто случается в наше время.
Впрочем, Караулов узнал также от Фанни Викторовны, что графа Владимира посещает одна дама из общества.
Он не допытывался об ее имени.
«Таким образом, — думал Караулов, — последняя страсть графа Владимира превратилась в привычку». Лучше ли для него это — вот вопрос?
Мысли Караулова всецело сосредоточились на графе Белавине.
Прошел уже целый год со времени их разрыва, и граф Владимир, видимо, подчинялся суровому приговору своего друга.
Он не искал возобновить их отношения.
Он покорился и примирился с потерею друга.
На другой день после этой прогулки с Фанни Викторовной в числе писем, полученных Федором Дмитриевичем Карауловым, одно обратило его особое внимание.
Адрес на конверте был написан женской рукой.
Сперва он подумал, что это послание его вчерашней неожиданной собеседницы, поспешившей излить на бумаге все свои чувства, которые она не успела выразить во время их свидания накануне.
Каково же было его удивление и волнение, когда он, распечатав письмо и взглянув на подпись, увидел, что писавшая письмо была не кто иная, как графиня Конкордия Васильевна Белавина.
Письмо заключало в себе лишь несколько строк.
Молодая женщина уведомляла его, что будет у него в два часа дня.
Караулов спрашивал себя со страхом, смешанным с радостью, о цели предстоящего свидания.
Какая важная причина приводит к нему графиню?
Он знал графиню Конкордию, знал, что она корректна до мозга костей, и что без особенно серьезного повода не поступится своим достоинством и не рискнет скомпрометировать себя необдуманным шагом.
Он стал ждать с нетерпением назначенного часа.
Время тянулось, казалось ему, черепашьим шагом.
Графиня Конкордия Васильевна была аккуратна.