Тайна озера Кучум
Шрифт:
мамаши, которая возилась со своими чадами. Защищая медве
жат, медведица хотела просто отпугнуть людей, в три прыжка
подскочила под морду коня, угрожающе рыкая, встала в дыбы.
По следам было видно, что лохматая мамаша имела внуши
тельные размеры. А если учесть, что лошади панически боятся
медведей, то можно представить ситуацию. Возможно, для
защиты Агафон попытался вскинуть винчестер. Но последую
щие мгновения оказались плачевными для Кулака. Конь резко
дёрнулся в сторону, Агафон не удержался на спине мерина, по
327
В Л А Д И М И Р т о п и л и н
летел на землю. И только благодаря тому, что у коня не было ни
седла, ни стремян, в этот день Его Величество Случай продлил
ему жизнь. Он просто упал на мягкую землю, при этом ушибив
себе бок. Однако его неизменная «палочка-выручалочка» —
дорогостоящий винчестер претерпел серьезные повреждения.
Сломался приклад, а ствол и подствольный магазин на шестнад
цать патронов согнулись пополам. (Теперь стрелять из карабина
можно даже из-за ствола двухсотлетнего кедра, не опасаясь быть
увиденным разъярённым зверем.) Агафон остался безоружным,
если не считать ножа и шомпольного ружья Айкын.
Медведица увела своих медвежат. Агафон, чертыхаясь и про
клиная всех на свете, Айкын, но только не себя, подсчитал убытки.
Он переменился в одно мгновение, стал злым, нервным, долго
ругал молодую спутницу. Но пиком его бешенства стал момент,
когда Айкын нашла убежавшего коня. И отбежал он каких-то
двести метров. Да в страхе, не разбирая дороги, перепрыгивая
через недавно поваленную ель, острыми сучками распорол себе
брюхо. Внутренности животного вывалились. Бедного коня
пришлось пристрелить. Агафон пересел на лошадь Айкын. Пере
пуганный олень вёз золото, панты и продукты. Айкын пошла
пешком сзади.
Всё это Уля прочитала за несколько минут. Только одно не
доглядела: Агафон забрал с собой сломанное ружьё, в надежде,
что починит его потом, на прииске или в дороге. Из винтаря
мог получиться неплохой короткоствольный обрез. Знала бы
она, насколько безоружен её враг, то для преследования могла
применить другую тактику.
После этого происшествия всё изменилось. Агафон поехал
быстро, не останавливаясь, стараясь преодолеть за световой день
как можно большее расстояние. В тот вечер он остановился на
привал только тогда, когда сгустились сплошные сумерки и его
затеей померкли на фоне чёрных деревьев. Айкын была удив
лена. Из такого ласкового, доброго, нежного, отзывчивого, каким
она знала Агафона за этот короткий период, он превратился
в злого, нервного, раздражительного мужика, который, не об
ращал на неё внимание, игнорируя просьбы сделать небольшой
привал, гнал вперёд своего коня.
328
Т А Й Н А 0 3 6 Р А к у ч у м
Молодая хакаска уставала. Она не привыкла к таким длитель
ным переходам. Хоть и была из знаменитого рода охотников-
хакасов Чарудиновых, всё-таки большая часть её жизни прошла
в юрте, за выделкой шкур, искусным вышиванием да испол
нением домашних обязанностей на правах старшей дочери.
А этот выход с Харзыгаком на пантовку был первым большим
её выходом в дальнюю тайгу. И вполне естественно, что располо
жение местной тайги молодая жена не могла знать: куда вели,
туда и шла. Как овечка. И вполне понятно, что свою жизнь она
полностью доверяла мужу, беспрекословно слушалась незлобли
вую свекровь Наталью да старалась угодить словоохотливому
Калтану. А увидела «доброго» Агафона, так сразу же окунулась
в его обманчивые, под воздействием спиртного, глаза, полностью
запутавшись в собственных чувствах, не заметила, как стала
подвластной чужому мужику. До этого Айкын слышала про
«ядрёные, сочные, сладкие зёрна кедровых орешков», лесть Ага
фона. И каково же было разочарование молодой женщины, когда
поздним вечером Агафон взял её грубо, силой, без тени намёка
на ласку. Как простую уличную девку, которая дарит своё тело
за стакан водки. Это было унизительно, стыдно, обидно. Будто
в душу Айкын вылили стакан кипящей живицы.
В эту, третью, ночь Уля тоже приходила к лагерю Агафона.
И сразу заметила перемены, произошедшие в стане беглецов.
В основном это отражалось на поведении Кулака. Он был в нерв
ном возбуждении, постоянно оглядывался на тайгу, как будто
боялся появления посторонних людей, метался от костра к ле
жанке и обратно, заслышав шорох, вскакивал, хватался за сло
манное ружьё и грозил кому-то пальцем в темноту. Животные,
лошадь и олень, стояли под грузом, привязанные к ближайшим
кустам, как будто Агафон собирался в дорогу. Там, в темноте,