Тайна Пернатого Змея
Шрифт:
— Где мы находимся? — спросил я.
— На Юкатане, — ответил один из них.
Мы находились на полуострове Юкатан.
— А Жан? Где Жан?
Жестом указали они мне на моего товарища, который тоже лежал на песке. Он мирно спал.
Итак, экипаж шлюпки цел и невредим. Лишь наши колени и ладони были в ссадинах и синяках. Но разве это имело какое-нибудь значение? Оба матроса — Игнасио и Сантьяго — занялись обследованием местности. Говорили они вполголоса. Когда оба стали удаляться, я крикнул им вслед:
— А где же остальные? Где Вальдивиа?
Они только покачали головой.
Кто мог знать?
Нам повезло. «Пернатый Змей» канул в морскую пучину вместе со своим подозрительным грузом. И капитан последовал за ним в холодную могилу.
Я очутился на незнакомом берегу в одних полотняных штанах и рваной рубашке. Однако берег этот не показался мне таким уж негостеприимным. Достаточно было пройти немного вперед, чтобы наткнуться на деревню. По всей вероятности, мы находились на мексиканской территории. Чтобы достигнуть Гондураса или Гватемалы, надо было пройти через Антильское море. Но мы застряли в Мексиканском заливе.
Пляж был окаймлен пальмами. Невдалеке от нас высился лес. Деревья — значит, птицы, звери, и, наверно, питьевая вода. Жизнь. Мои губы совершенно пересохли. Хотелось пить.
В это время проснулся мой товарищ. Я увидел, как он медленно потягивался на песке. Все в порядке.
— Матрос! — воскликнул я. — Премиальные
— Премиальные… — пробормотал он. — Где мы?
Он протирал глаза и, видимо, вспоминал, что произошло с ним.
— На берегу Юкатана.
— А остальные?
— Я видел их шлюпку в самом начале. Если им удалось спастись, то они должны быть где-то неподалеку…
Жан еще раз потянулся:
— Я голоден!
— Хороший признак! Но вот, кажется, и завтрак готов.
Игнасио и Сантьяго приближались к нам с протянутыми ладонями, на которых лежали маленькие пятнистые яйца. Это были яйца морских птиц. Матросы нашли гнездо, обследуя пляж.
— Недурно, — сказал Жан, проглотив несколько штук. — Но я охотно попил бы чего-нибудь.
Игнасио, рослый матрос, сделал жест в сторону леса.
— Там, вероятно, найдется вода.
Мы направились к джунглям. Вот тогда-то и начались настоящие приключения. Ни один из наших индейцев не знал этой местности. По дороге к джунглям они признались нам, что разгрузка «Пернатого Змея» должна была произойти на границе с британским Гондурасом, но ураган самым трагическим образом сократил наше путешествие.
Наши проводники сохраняли вначале полное спокойствие. Потребовалось совсем немного времени, чтобы проникнуть в глубь тропического леса. Миновав пальмовую рощу и какое-то солончаковое болото, мы очутились вдруг в сплошной зелени. Деревья возносили свои макушки высоко вверх над нашими головами. Сплетения лиан, ползучих растений, густых цветов самых ярких окрасок образовали свод, который то смягчал проникавший сквозь него свет, то вовсе не пропускал его.
К счастью, длинная просека разделяла джунгли. Она казалась дорогой, проложенной сквозь заросли не то огнем, не то человеком неведомо когда… Может быть, сюда приходили за красным деревом?
Сантьяго позвал нас. Он шел впереди всех и остановился подле очень красивого дерева, обильно покрытого круглыми сероватыми плодами.
— Саподилла [9] , — объяснил нам индеец.
Он рассказал, что эти деревья ценны своим вязким соком, и я понял, что речь идет о сапотовом дереве. Его сок в большом количестве экспортируется в Соединенные Штаты, где идет на производство знаменитой «жевательной резинки». Я не имел никакого желания жевать резину, но зато с удовольствием отведал плодов. Их оранжевая мякоть, похожая по вкусу на апельсин, немного утолила жажду.
Мы продолжали свой путь. Матросы рассказывали нам о Юкатане, куда мы попали впервые и где им тоже никогда не приходилось бывать. Это была страна древних майя, замечательного индейского племени, культура которого некогда царила на всем полуострове. Майя были великими строителями. Но позднее их города и храмы были захвачены джунглями и поглощены ими. Я слышал когда-то прежде об этих майя. Они действительно были цивилизованными людьми, искусными земледельцами. Они пользовались очень сложной иероглифической письменностью, и поныне еще не до конца расшифрованной. Утверждают, что майя были великолепными математиками и астрономами.
Лес вокруг нас становился все гуще. Мы шли теперь по какой-то тропе, едва заметной среди деревьев и кустарников. Крики попугаев, их щебет и свист сливались в необычайную музыку, которая неожиданно вдруг смолкала. Не потому ли, что музыканты слышали наше приближение или, быть может, какая-то таинственная драма разыгрывалась во мраке этого зеленого мира?
Потом я почувствовал, что тропинка постепенно уходит вниз. Скоро изменилась и растительность: поредели заросли, и деревья уже не так близко стояли друг к другу. Мы шли теперь по лесу, где попадалось много кедров. Странное чувство овладело мной: я на подступах к таинственному замку, где меня никто не ждет, но куда я обязательно проникну. И, хотя все вокруг было незнакомым, мне казалось, что я узнаю эти места, некогда покоренные руками человека.
Все больше солнечных пятен пробивалось сквозь деревья. Скоро мы выйдем из леса.
Индейцы шли впереди. Вдруг они остановились как вкопанные. Я услышал, что они тихо переговариваются между собой. Оказывается, оба матроса испытывали здесь те же чувства, что и я.
— Мне кажется, что мы что-то увидим, — шепнул я своему товарищу.
— Что именно? Поселок?
— Не знаю — но взгляни на индейцев.
— Они встревожены.
Еще через несколько сот метров мы обнаружили мертвый город. Немало времени нам потребовалось, чтобы понять это. Мы стояли на небольшой возвышенности на опушке леса. Внизу простиралась холмистая долина. Сначала ничего нельзя было увидеть, кроме лавины зелени, пятен деревьев, но стоило всмотреться повнимательней, становились заметны другие краски: серые, красноватые. Что это? Скалы, пласты песчаника или сланца?
Игнасио заговорил первым.
— Древний город! — сказал он еле слышно.
«Что ж, — подумал я, — наш поход, возможно, окажется не таким уж бесполезным. Как знать? Может быть, мы откроем город, неизвестный историкам».
Однако, прежде чем приблизиться к развалинам, покоившимся под зелеными покровами, мы сделали привал. Мы увидели вдруг родник. Он бил у подножия скалы, возвышавшейся над долиной. Это был исток речушки, устремившейся к мертвому городу. Медленными глотками пили мы прозрачную воду. Прежде чем влиться в речной поток, вода скоплялась в изъеденном и поросшем мхом большом каменном котловане. Мне подумалось, что этот водоем создала не природа, а человек. Мы поднялись и пошли к тому месту, которое издали казалось нам нагромождением камней. Матросы-индейцы с опаской следовали за нами. Они не решались подойти к развалинам. С помощью палок мы сшибли лианы и высокую растительность. Сомнения отпали. Перед нами было очень древнее сооружение. Показались высокие ступени. Они вели к какой-то усеченной пирамиде, на верху которой виднелось еще одно строение. Четыре мощные колонны поддерживали крышу в форме опрокинутой лохани.
— Дворец, — прошептал Жан.
— Дворец или старинный храм, — добавил я.
Индейцы остановились около нас. Они оглядывались по сторонам, словно ожидали, что сейчас откуда-то появятся обитатели этого древнего храма, их далекие предки. Недостаточное знание испанского не позволяло мне расспросить матросов поподробнее. Я только спросил, не может ли быть, что этот храм построен в честь бога Кецалькоатля, пресловутого Пернатого Змея.
Они покачали головой и объяснили мне, что он не был богом майя, а был богом астеков. А мы находились в стране майя. Выслушав их не очень уверенные ответы, я уловил, что Пернатый Змей не был для здешних мест желанным гостем, что скорее он являлся каким-то захватчиком. Наши спутники добавили, что, кроме изъеденных временем камней, здесь больше ничего не увидишь и уже пора выходить из леса. Жан сделал вид, что поддерживает их, но незаметно подмигнул мне.
Прежде чем пуститься снова в путь, мы решили отдохнуть у подножия храма. Наши оба товарища индейца были убеждены, что лес не очень большой и достаточно пройти немного по той же дороге, чтобы добраться до первых поселений и плантаций. Но раньше надо было подкрепиться. Индейцы отправились на охоту в поисках какой-нибудь съедобной дичи или обезьяны. Они сказали, что умеют развести костер без огнива, пользуясь сухими щепками.
Вот когда по-настоящему начались наши приключения. Видя, что мы, вытянувшись на земле, дремлем, матросы ушли. Как только они скрылись, Жан стремительно поднялся.
— Пойдем, — сказал он. — Нельзя же, в самом деле, быть у этого храма и не осмотреть его!
— Надо бы прежде набраться сил, — возразил я. — Мы еще не выпутались из прежней истории.
Однако я последовал за ним, и вскоре мы оба взбирались по высокой лестнице. Ломая колючие заросли, сплетения лиан и кусты, мы добрались до площадки. Огромные плиты с высеченными на них причудливыми рисунками были свалены здесь в беспорядке. Четыре колонны, противостоя векам, казались еще очень крепкими.
— Здесь где-то должна быть дверь, — сказал Жан.
Но все вокруг так густо заросло зеленью, что мы ничего не могли разглядеть.
— Давай спускаться, — сказал я. — Кажется, нашим друзьям все это не доставляет удовольствия. Надо будет рассказать о нашем открытии… Может быть, сюда не ступала нога человека с… кто знает сколько лет…
Я уже видел себя в составе хорошо экипированной экспедиции вместе с археологами, учеными-историками.
На источенных стенах проступали странные иероглифы.
— Мы не в состоянии обследовать это здание. Здесь потребуются целые партии землекопов для расчистки.
— Смотри, дверь! — вдруг крикнул Жан.
Действительно, позади колонн вырисовывалось квадратное отверстие.
— Войти невозможно, — сказал я.
И в самом деле проход был забит камнями — видимо, обвалилась часть свода. На
Жан обернулся ко мне. Его худое, смуглое, давно не бритое лицо было освещено встревожившей меня улыбкой. Несмотря на усталость, он был обуреваем страстью открытий.
— Да нет же, войти можно. Я вижу довольно большой проход.
— Осторожно! — предупредил я. — Там могут быть змеи!
Жан воткнул палку в отверстие. Я заметил, что он снова улыбнулся.
— Все в порядке. Никаких препятствий. Можно идти.
— Да что ты! Без света, без инструментов… Это немыслимо!
Но он уже скрылся. Мне ничего не было слышно. Толстая стена поглощала звуки. Потом вновь показалась его рука. Он манил меня за собой. Я проскользнул в узкую щель, которая образовалась между двумя обвалившимися глыбами.
Сначала я ничего не видел. После ослепительного света мне показалось, что внутри все погружено в кромешную тьму. Понемногу, однако, начали вырисовываться неясные очертания. Высокий свод кое-где пропускал лучи света. Я дрожал от холода. Воздух казался мне ледяным. Мы находились в просторном помещении, заполненном едва различимыми фигурами, по-видимому статуями. Мы держались за руки, как испуганные дети, и молчали.
Глаза постепенно стали свыкаться с полумраком. Прохудились ли на протяжении веков камни, из которых был сложен свод, или таково было искусство строителей? Во всяком случае, свет проникал сюда.
Мы медленно продвигались вдоль стены, покрытой не то рисунками, не то надписями. Рука моего товарища горела, и я ощущал ее дрожь.
— Да у тебя лихорадка! — сказал я.
— Нет, нет… Это лихорадка любопытства…
Глаза его сверкали. Не было ли это действительно приступом лихорадки? И все-таки лучше не задерживаться здесь. Перед нами вдруг что-то засветилось. Какие-то странные излучения, которых я раньше не заметил.
— Пошли! — сказал мне Жан. — Там есть еще один проход.
Действительно, казалось, впереди солнечный свет. Мы пошли на него, и я тоже поддался волнению открывателя. Уже много веков, думал я, ни один человек не вступал в этот таинственный полумрак. Свет все приближался. Справа я ощущал по-прежнему стену, исписанную иероглифами и высеченными на ней рисунками. Время от времени я прикасался к ней рукой. Вдруг я подскочил от неожиданности. Моя левая рука наткнулась на стенку. Еще одна стена! Я взял Жана за плечо и так резко тряхнул его, что услышал, как треснула на нем рубашка.
— Надо возвращаться назад! — крикнул я.
Он тоже догадался. Следя глазами за отдаленным светом, мы поняли, что очутились в коридоре.
Мы быстро повернули назад. Но именно этого и не следовало делать. Мне показалось, что я запомнил поворот, но коридор продолжался, и мы не могли больше найти зал.
— Лабиринт! — прошептал я. — Мы в лабиринте!
— Подумаешь! — сказал Жан. — Это не так уж сложно. Зал не очень большой, да и храм тоже. Мы не долго бродим здесь и в конце концов найдем выход.
Мы возвратились на прежнее место. Желтоватый свет мерцал перед нами. Может быть, найдется еще одна дверь, которая позволит нам выйти с другой стороны пирамиды?
И сейчас не могу вспоминать об этой минуте без волнения. Я слышу, словно бы это было вчера, дрожащий, лихорадочный голос Жана:
— Это другой зал! Пошли! — И тотчас же добавил: — Знаешь, откуда идет этот свет? Смотри же! Золото! Слитки золота!
Все в том же полумраке вырисовывалась высокая статуя — силуэт человека в пышных одеяниях, голова, увенчанная высеченным из камня султаном. У ног темной, мрачной статуи сверкали слитки металла. Множество слитков, нагроможденных друг на друга. Золото, это было золото!»
9
Саподилла — вечнозеленое дерево семейства сапотовых, до 15–23 метров высоты, с красивой кроной, мелкими белыми цветами. Плоды его съедобны.
8. Десять тысяч слитков золота
Я поднял голову. Где я?
В тропических джунглях? В полутьме майяского храма? В темном лабиринте, где заблудились двое неосторожных путешественников?
Да нет же! Я и не думал покидать свою деревушку Фабиак. За окошком я видел солнце, искрившееся на снегу. Яркое и ясное солнце на чистом и красивом снегу моих родных Пиренейских гор.
И все же сердце мое невольно сжалось. Ибо, если верить завещанию, мой кузен Жан был одним из несчастных героев всей этой истории. Именно о нем и шла речь — Жан-француз, Жан из Фабиака. Что сталось с ним, беднягой? Он снова и снова возникал в моем воображении — возбужденный, растерянный, шаг за шагом приближающийся к этому невероятному кладу, погребенному много веков тому назад…
— Ужасно! — прошептал Феликс, весь красный от волнения.
— Да, это ужасно… Но что же произошло дальше?
— Завещание на этом обрывается.
— Нет, — заметил я, — завещание на этом не обрывается. Или оно не закончено, или просто не хватает конца.
— Совершенно верно. Мы должны его дочитать, чего бы это нам ни стоило. А теперь бежим! Твой отец будет беспокоиться, что нас так долго нет.
Но на сей раз первой начала волноваться моя мать. Она звала нас, стоя внизу, у лестницы.
— Дети, что ж вы не идете? Погуляли бы, пока солнце.
Я ринулся на лестницу:
— Идем, идем, сейчас спускаемся!
В это время Феликс сложил листки, предусмотрительно оставив их, как прежде, выглядывать из папки, потом захлопнул ее и стремглав бросился за мной вдогонку.
Мама, несколько обеспокоенная, внимательно посмотрела на нас:
— Вы что, задачу решали?
— Да, мама.
— Трудную?
— О! Еще какую! — сказал Феликс с самым невинным видом.
— Решили?
— Еще нет… Гм… Почти. Скоро кончим…
— Хорошо. Ступайте поразмяться немножко. Солнце какое! Но будьте осторожны. Не вздумайте подражать этому верзиле Тужасу.
— Не беспокойтесь, госпожа Даррегиберри! — вскричал Феликс. — Что мы, сумасшедшие?
И через несколько минут мы шагали по белой от снега дороге. Илларион Пейре, завидев нас с лыжами через плечо, крикнул:
— Эй, чемпионы! Что-то вы опаздываете! Остальные уже катаются вовсю!
— А где они? — спросил я.
— На лугу твоего отца. Поторапливайтесь! Солнце вас ждать не будет!
Феликс прибавил шагу. Его не столько привлекала лыжная прогулка, сколько он спешил поскорей выбраться из деревни и поговорить со мной без помех. Удивительное дело — он совсем позабыл о холоде. Он даже позабыл зайти по дороге домой, чтобы прихватить солидный завтрак.
Чуть дальше — мы уже миновали деревню и шли теперь по тропинке меж склонов горы и долиной — он остановился, прислонил свои лыжи к дереву и схватил меня за куртку:
— Послушай, совершенно ни к чему торопиться. Успеем. Раньше надо все обдумать.
— Я не прочь.
— Давай подумаем. По-твоему, этот астек или, вернее, этот Ошоа — он зовется Эмиль Ошоа, не будем этого забывать, — он хороший или плохой?
— С виду он не злой.
— Не будем слишком полагаться на его внешний вид.
— А после того, как они нашли золото, что могло произойти?
— Здесь может быть несколько ответов, — серьезно сказал Феликс. — Во-первых, Ошоа мог попросту избавиться от твоего бедняги кузена, чтобы самому воспользоваться всем золотом. Теперь его терзает раскаяние, и он признается во всем, прежде чем покончить с собой!
— Он никак не похож на человека, который собирается покончить жизнь самоубийством.
— Я в этом не очень-то уверен.
— Второй ответ?
— Второй ответ, — начал Феликс несколько смущенно, — это… твой кузен… Извини, конечно, но в семье ведь всякое случается… И потом, он был очень возбужден. Э… э…
— Ты хочешь сказать, что мой кузен сам постарался избавиться от этого Ошоа?
— Вот именно. Но Ошоа не умер. Он возвращается, чтобы отомстить. Тут он узнаёт, что твой кузен никогда более не появлялся в этих местах и умер в Мехико. Тогда он ищет вокруг амбара. Может быть, он позабыл место, где хранится клад?
— Согласен. Но почему, скажи мне, он пишет завещание?
— Да, верно. Почему?
— Ему нечего опасаться.
— Действительно… Нашел! — закричал вдруг Феликс. — Нашел решение этой загадки! И как мы раньше не догадались?!
— Объясни же!
— Так вот, слушай. Ошоа избавился от твоего кузена. Потом его начало терзать раскаяние…
— Это твой первый вывод.
— Погоди! Итак, я говорю: его терзает раскаяние. Он приезжает в Фабиак. Быть может, он не совсем уверен в том, что твой кузен умер. Хочет вернуть ему часть этого сказочного богатства или отдать его наследникам… Ты меня слушаешь?
— Еще бы!
— И тут вдруг появляется Вальдивиа. Вальдивиа тоже остался в живых. Он спасся, и ему известна тайна храма. Он знает, что наш Ошоа обладатель миллионов… Или, может быть, совсем другое. Вальдивиа узнал, что где-то в самой глубине джунглей спрятан клад. Он преследует Ошоа, чтобы заставить его открыть место. Ошоа понимает, что ему грозит опасность. Тогда он пишет завещание, чтобы все знали правду.
— Значит, сеньор Вальдивиа где-то неподалеку от нас и выслеживает нашего постояльца?