Тайна предопределения
Шрифт:
2.9. БОГОСЛОВИЕ РЕФОРМАЦИИ
Уже с Уиклифа (XIV в.) начинается реформаторская тенденция возвращения к августиновой концепции предопределения и отрицания реальной свободы человека. [137, p.367]. На наш взгляд, столь радикальное учение было серьезной ошибкой руководителей Реформации, оттолкнувшей многих ее потенциальных сторонников, о чем, например, свидетельствует Эразм Роттердамский. [124, с.549,560]. Выступая против крайностей средневековой веры в спасение делами "доброго католика", первые протестанты, как это часто бывает, впали в другую крайность, вовсе отказав этому католику в участии в своем спасении.
2.9.1. ЭПОХА ВОЗРОЖДЕНИЯ
Общеизвестно, что эпоха Возрождения во многом подготовила Реформацию. Хотя Лютер и его соратники относились к "гуманистам" враждебно, именно библейские исследования последних (в греческом и латинском текстах) дали протестантам мощное оружие в борьбе со злоупотреблениями католической Церкви. [69, с.65].
Особое влияние на реформаторов, не исключая Лютера, Цвингли
Эразм выступил также против чрезмерного превозношения священников, что было тогда смелым заявлением: ""Апостол", "пастырь", "епископ" - это обозначения должности, а не господства. "Папа", "аб-бат" - слова любви, а не власти". [124, с.184]. Мирянин, регулярно читающий Библию, был идеальным христианином в глазах Эразма.
Для эпохи Возрождения, с ее восторженным отношением к античности, в определенной степени характерна реставрация и древних представлений о судьбе. Хотя полуторатысячелетняя история христианства все же заметно их смягчила. Для гуманистов тема судьбы и свободы была достаточно важной, но решалась она обычно не библейскими аргументами, а как-нибудь художественно и эмоционально. Небезызвестный Никколо Макиавелли (XV-XVI вв.) предложил своеобразное решение проблемы, которое, при всей курьезности, стало популярным и отражает дух своего времени. "Решение" заключается в следующем. Фортуна изменчива, подобно женщине. Кто хочет подчинить ее или, по крайней мере, с ней сладить, должен вести себя энергично и дерзко (вплоть до того, что "бить" ее!), как если бы хотел завоевать расположение своенравной красавицы. Другим способом, считал Макиавелли, ничего добиться в этом вопросе невозможно. [92, т.2, с.315].
2.9.2. ЛЮТЕР, ЦВИНГЛИ И ЭРАЗМ
Эразм, предтеча Реформации, в 1524 г. выступил против Лютера, ее главы. В этом столкновении - и трагедия, и торжество протестантизма. Эразм, всем сердцем жаждавший реформ в Церкви, остается католиком, более того, он публично критикует взгляды Лютера о предопределении. Безусловно, политически Эразму было выгодно опубликовать свою "Диатрибу". Этого ждали от него церковные власти. Несколько лет он не вмешивался в конфликт Рима с протестантами, и, наконец, выступил, казалось бы, по одному частному вопросу. В 1520 г. вышла папская булла, в которой перечислялось 41 еретическое утверждение Мартина Лютера. Что на этом фоне вопрос о свободе воли? Однако Лютер, редко отвечавший своим противникам (например, просто сжегший ту папскую буллу), пишет в противовес Эразму большую книгу "О рабстве воли", быть может, самое значительное из своих произведений.
Итак, вопрос предопределения и свободы - чрезвычайно важен для Реформации. И тонко чувствовавший Эразм осознал это раньше других. Едва ли он писал "Диатрибу" как личный выпад против Лютера или же в угоду папе. Эразма действительно беспокоил этот вопрос, и своей замечательной критикой, по большому счету, он принес только пользу протестантизму.
Показательна в этом смысле перемена взглядов Филиппа Меланхтона, богослова немецкой Реформации, ближайшего ученика и друга Лютера. Духовным учителем Меланхтона первоначально был Эразм, но затем он под влиянием Лютера в 1521 г. пишет свои знаменитые "Общие места", где говорит о полной суверенности Бога в спасении и отрицает свободу человека. Книги Эразма "Диатриба, или рассуждение о свободе воли", "Гипераспистес I" и "Гипераспистес II", опубликованные в 1524-1527 гг., произвели переворот в мировоззрении Меланхтона. Он несколько раз изменял текст своего сочинения и в окончательной редакции уже отказался от учения Лютера, писал о синергии благодати и свободной воли человека, а отрицание последней сравнивал с учением стоиков: "Стоики не должны быть судьями и хозяевами в христианской Церкви". [159, p.51, 68]. Уже в конце XVI века лютеранство в целом заняло "полупелагианскую" позицию, а говоря более объективно, - вернулось к учению первой Церкви (что, кстати, было главной целью Реформации).
Основная дискуссия произошла между Эразмом и Лютером, но прежде чем мы сосредоточимся на ней, коротко расскажем о другом крупном реформаторе Ульрихе Цвингли.
Цвингли возглавил Реформацию в Швейцарии. Взгляды Лютера оказали на него огромное влияние. Но, возможно, решающим побуждением к его новой жизни стало мистическое переживание Божьей милости во время чумы 1519 г. Тогда умерло большое число людей, окружавших Цвингли, и тем более должен был умереть он, так как, будучи пастором, посещал многих больных. Однако этого не произошло. Он заболел, но остался жив. Цвингли развил учение об абсолютной суверенности Божьей, Провидении и двойном предопределении, привнеся в него личные переживания. Он писал, что готов принять с благодарностью от Бога хоть спасение, хоть вечную смерть. [69, с.153]. Одновременно с Лютером в 1525 г. Цвингли выступил против "Диатрибы" Эразма. Его трактат назывался "Комментарий об истинной и ложной религии" и был направлен против концепции свободной воли человека. Центральное учение Цвингли - о Провидении, которое он назвал "матерью предопределения". [179, p.271]. В своей самой известной проповеди "О Провидении" Цвингли категорически утверждает, что наличие у человека реальной свободы поставило бы под вопрос существование всемогущего Бога. [180, p.158]. Для обоснования этой концепции он, кроме текстов Священного Писания, многократно использует мысли весьма любимых им языческих авторов, которые, по его мнению, черпали свои сведения о Боге и мире из божественного источника, от самого Господа, хотя они Его и не вполне знали. Таким образом, Цвингли ветхое учение о неотвратимости судьбы ставит в пример христианам: "Даже языческие поэты осознавали, что они во всем зависят только от Божества". [180, p.151, 189]. Комментируя исцеление иудейского царя Езекии, к жизни которого Господь прибавил пятнадцать лет (4 Цар. 20.6), Цвингли говорит, что решение об этом Бог принял от вечности, и тут же добавляет: "Кончина Езекии, следовательно, была определена таким образом... и только после этого Атропос (одна из трех Мойр!
– К.П.) действительно перерезала нить, которую она только грозила перерезать прежде". [180, p.206]. При всей новизне реформаторских взглядов и подлинной исторической значимости фигуры Цвингли, нельзя не отметить тесной связи между его тяготением к предопределению и "любовью к року" (amor fati).
Эразм Роттердамский начал свою "Диатрибу" с многочисленных цитат из Писания, свидетельствующих о наличии у человека свободной воли. Господь постоянно предлагает людям выбор: "или - или". "...Почему Ты ставишь условие, если это только от Твоей воли зависит? Почему Ты требуешь, если все, что я делаю - добро то или зло, - все творишь во мне Ты, хочу я этого или же нет?! Почему Ты меня упрекаешь, когда не в моих силах соблюдать то, что Ты заповедал, и не в моих силах отвратить зло, которое Ты в меня вложил?! Почему Ты обличаешь, когда все зависит от Тебя и свершается только по Твоей воле?! Почему Ты благословляешь меня, когда я выполняю свой долг, если все, что произошло, свершилось по Твоей воле?! Почему Ты проклинаешь меня, если я согрешил по необходимости?!" - восклицает Эразм. [124, с.241].
Вслед за отцами Церкви, автор "Диатрибы" утверждает, что не в предведении Бога причина будущих событий. И Господь знает все наперед, и человек свободен. Это подобно тому, как затмение солнца происходит не из-за его предсказания учеными, а, наоборот, предсказание делается из-за того, что затмение предстоит.
Впрочем, Эразм, отдавая должное свободе воли, вовсе не отрицает Божьего главенства над всем сущим. Спасение собственными усилиями невозможно. Эразм иллюстрирует эту библейскую мысль притчей. Маленький мальчик, еще очень плохо умеющий ходить, пытается добраться до яблока, которое показано ему отцом и отдалено на несколько шагов. Мальчик неминуемо бы много раз упал на своем пути, если бы его вовремя не поддерживал отец. И в итоге, только благодаря помощи отца, мальчик доходит до цели и получает в награду яблоко. Если бы не отец, мальчик сам ничего бы не смог. Однако под отцовским покровительством он все же что-то сделал и самостоятельно. "Легко допускаю, что в обретении вечной жизни мы обязаны нашему усердию несколько меньше, чем мальчик, бегущий под рукой отца", - с искренним смирением заключает Эразм. [124, с.281].
Бог, открывающийся нам в Писании, никак не может быть холодно-суверенным и абсолютно отстраненным от Своего погибающего в грехах творения. "...Может ли, - вопрошает Эразм, - показаться справедливым и милостивым тот (царь), кто, изрядно снарядив полководца военными машинами, войском, деньгами и вспомогательными отрядами, богато наградит его за успешный исход дела, а другого полководца, которого он бросил на войне безоружным, без всякой помощи, при несчастливом исходе осудит на казнь? Разве не будет тот вправе сказать царю перед смертью: "Почему ты наказываешь меня за то, что совершилось по твоей вине? Если бы ты меня снарядил, как и того, я бы тоже одержал победу"". [124, с.277,278].
Говоря строго, или формально, свобода воли, согласно Лютеру и другим реформаторам, существует. Однако эта "свобода", вслед за Августином, понимается только как возможность выбора человека между б'ольшим и меньшим грехом. Такое положение дел рассматривается как результат "полной испорченности" человека в результате грехопадения. Отсюда - все доброе, что совершают люди, совершают не они, а благодать Бога, действующая в них. Поэтому люди рассматриваются обычно как простые орудия в руках Всевышнего, Который абсолютно независим в Своем решении, кого направить к спасению, а кого погубить. Проанализировав сказанное, можно заключить, что реальной свободы (на добро и зло, а не на одно только зло) у человека нет. А значит, нет и никакой синергии, сотворчества Бога с людьми при их спасении. И не надо удивляться, когда цитируя Лютера и его последователей, мы то находим в их лексиконе термин "свободная воля", то нет.