Тайна предопределения
Шрифт:
В своем ответе Эразму, в труде "О рабстве воли", Мартин Лютер учит: "Сколь неодолимы и стойки были святые мужи, когда их силой принуждали делать другое, как все более они при этом стремились к желаемому - от ветра огонь скорее разгорается, чем затухает. И видно, что нет здесь никакой ни свободы, ни свободной воли, нельзя ни изменить себя, ни захотеть чего-либо иного, пока не укрепятся в человеке дух и благодать Божьи". [68, с.332].
Подобных мест в сочинении Лютера немало, где он, сам того не замечая, серьезно обесценивает подвиг тех "святых мужей", которыми как будто восхищается. Человеческую волю Лютер лишает всякой инициативы.
Очевидно, что в данной схеме человек - нечто не обязательное и не личностное. Бог и сатана могли бы воевать и без него. Так мы получаем что-то похожее на обыкновенный дуализм добра и зла, характерный для многих языческих культов. Лютер вообще очень часто говорит о "добре" и "зле", не оговаривая относительности этих понятий. "Лев не мог бы выжить, если бы не убивал животных..." - уже цитировали мы Фому Аквинского. Хорошо это или плохо? Ведь без львов, признаем, в природе чего-то бы не доставало. Что ни говори, а большинство наших поступков - этически нейтральны, и только толкуют их уже по-разному. Практически все люди находятся между полюсами праведников и злодеев, что необъяснимо с дуалистической позиции Лютера. Да, все остаются грешниками, да, никто не может спастись без благодати Бога. Но в каждом человеке, в той или иной степени, существует нравственная ориентация, которая была заложена в его природу Господом с момента сотворения и которая явно не утрачена нами полностью. Это, заметим, и делает человека способным воспринять Благую весть.
Удивительно, как Лютер охотно цитирует античных авторов (для него они "мудрые люди"), когда те говорят о неизбежности судьбы. "Один только Вергилий сколько раз напоминает о роке?!" - восхищается Лютер. [68, с.311]. И это, заметим, имеет место при общем его "ругательном" стиле в отношении своих оппонентов-христиан... Из всего наследия Августина он выбирает только его поздние мысли о предопределении и "неодолимой" благодати. И больше Лютер не цитирует никого! Это, по-видимому, решающее подтверждение нашего наблюдения, что концепция абсолютного предопределения - несомненно, языческого происхождения. Христианство, от самых своих истоков, учит свободе воли, которую даровал нам и с которой считается всемогущий Господь.
Иногда Лютер, сам поставленный в тупик чудовищностью следствий своих доктрин, на мгновение останавливается, но все же продолжает утверждать свое: "Конечно, то, что Бог по одной только Своей воле отступается от людей, ожесточает их и осуждает, очень поражает... здравый смысл и естественные доводы ума. Получается, будто бы Его радуют столь великие грехи и вечные муки несчастных, а ведь сказано, что Он так милосерден, так добр и прочее... Кого это не поражало? Я и сам не раз бывал поражен до глубины, до бездны отчаяния и думал, что лучше бы мне никогда не родиться, пока не узнал, сколь близко это к благодати". [68, с.445].
Что к сказанному добавить? Лютеране не поддержали в этом вопросе Лютера, воздавая ему честь как великому служителю Божию в других сферах его деятельности.
2.9.3. КАЛЬВИН, КАЛЬВИНИСТЫ И АРМИНИАНЕ
Жан Кальвин продолжил развитие линии Августина - Лютера о предопределении. В его интерпретации эта концепция достигает своей максимальной логичности и безжалостности. Юридическое образование Кальвина сказалось в его преимущественно внешнем и формальном подходе к взаимоотношениям Бога и человека.
В отличие от схоластов, Кальвин не рассматривал предопределение как категорию, подчиненную Провидению. Для него предопределение являлось заметно более важной доктриной. [160, p.23]. Хотя неправильно было бы и называть ее центральной в богословии Кальвина. Тема предопределения, или Божьего избрания, стала главенствующей в реформатских церквах с конца XVI века благодаря трудам Т. Беза и др. [69, с.158].
"Мы называем предопределением, - писал Кальвин, - вечное Божие установление, которым Он выразил Свою волю в отношении каждого человека. Как никто из людей не сотворен в одинаковом положении, так для одних предназначена вечная жизнь, а для других - вечное осуждение. И поскольку каждый человек создан для одного из этих двух финалов, мы говорим, что он предопределен к жизни или смерти". [139, p.926].
Кальвин в своих "Наставлениях в христианской вере" (1559 г.) неоднократно упоминает о стоиках и их концепции судьбы (1.16.8; 3.8.9 и т.д.). И хотя он всячески старается отмежеваться от них, как от "язычников", очевидный факт схожести его мыслей со стоическим учением вызывал некоторое беспокойство и у самого Кальвина. Известно также, что еще до начала своей реформаторской деятельности, во время учебы в университете, Кальвин всерьез интересовался философией стоиков и даже написал комментарий к одному из сочинений Сенеки. [54, с.255].
По мнению Т. Паркера, известного исследователя жизни Кальвина, в теории двойного предопределения нет места для Иисуса Христа. Не случайно Кальвин вынужден здесь в основном говорить о Боге-Творце. Во всяком случае, эта концепция совершенно не христоцентрична. [164, p.57].
Согласно Кальвину, даже грехопадение Адама произошло не в результате попущения Бога, а по Его абсолютному предопределению, и с тех пор огромное количество людей, включая детей, направляются Богом в ад ("Наставления в христианской вере", 3.23.7). Сам Кальвин этот пункт своего учения назвал "ужасающим установлением" (horribile decretum). Люди должны в благоговении хранить молчание в отношении такого суверенного решения Бога.
То, что когда-то Августин приоткрыл дверь в христианское богословие античной Мойре, в конечном итоге отлилось в чудовищные слова horribile decretum Кальвина, сравнимого разве что с греческими трагедиями о судьбе Эдипа. Все другие примеры действия языческого рока несопоставимо мягче.
После смерти Кальвина, с 70-х гг. XVI в., трудами его учеников, доктрина двойного предопределения стала важнейшей частью богословия значительной части протестантов. Реформатские общины именовали себя новым Израилем, новым избранным Богом народом. Последующее переселение в Америку ("новую обетованную землю") еще больше усилило среди них эти идеи. [69, с.165].
Отличия же протестантов-кальвинистов от католиков уже стали столь значительны, что, например, Л. Гумилев считал вероятным образование гугенотами нового этноса во Франции. Христиане отдавали жизнь "за мессу" или "за Библию", показывая тем самым существующую пропасть между ними. [29, с.109].
Внутри кальвинистов вскоре произошло размежевание на супралапсариев и инфралапсариев. Разница между ними заключалась в том, что первые верили в разделение Богом людей на спасенных и погибших до сотворения мира (т.е. Бог решил сотворить часть людей только для того, чтобы осудить их и отправить в ад!), а вторые - после грехопадения. [76, с.59; 125, с.779].